Привычным движением тянусь к обручальному кольцу, чтобы провести по тонкому ободку. Только металла под пальцами нет. Вспоминаю, что сняла его неделю назад, когда пальцы опухли.
Я вообще медленно превращалась в подобие бочки. Живот с детьми уже выпирал. Кто бы мог подумать, что в моём роду были близнецы. В двадцать девять уже не страшно становиться матерью четырёх детей. В двадцать девять уже почти ничего не страшно.
Будучи беременной Кирой я постоянно оглядывалась. Как и остальные друзья Клыка, не могла спину незащищённой оставить. Новый год в Праге встречала, где друзья Зверя были. Он вообще сильно изменил своё отношения ко мне после того, как я за него пулю поймала.
Постоянные переживания отпустили лишь когда к Игорю переехали. Он, хоть и уверял, что закончил со своей основной работой, всё равно информацию знал. Всю и про всех. На таможне друзей завёл и сразу получал сведения о всех подозрительных туристах.
Теперь я была уверена, что даже если нас найдут, доберутся — Игорь подхватит и позаботиться о детях. Это настолько странно. То, какими вдруг стали наши отношения. Пять лет работы я тихо ненавидела его за то, что со мной делал. Как шпионить заставлял и менял меня всю.
А стоило уйти, как оказалось, что он не настолько плох. Помог и в этот раз ничего не попросил взамен. Сначала казалось, что он делает это из-за того, что у меня поддержка Зверя и остальных была. Потом стало ясно, что Игоря это совсем не заботило.
— Как малышки? — мужчина без стеснения касается живота, где дети тут же отзываются ударами. — Футболистки.
— Или футболисты.
— Просто дай мне тебя убедить в своей правоте. А если не девочки — то придётся твоему мужу ещё постараться.
И подмигивает. Игорь, который был информационной грозой города, подмигивает и ведёт себя, словно мальчишка. Я опять смеюсь. Я в последнее время всё время смеюсь. Будто за двадцать два года слишком мало поводов для смеха было, а сейчас наверстываю.
Я облокачиваюсь о каменную изгородь, наслаждаясь видом. Мне нравится море. И Греция тоже нравится. Чёрт дернул сплавать на несколько дней в Турцию на пароме, хотя тут намного лучше. А теперь уйма дел накопилось, которые все выходные разгребать.
Бежала от криминала, а теперь сама им занимаюсь. Хотя привлечь меня не за что. Я лишь помогаю грекам пользоваться изъянами правовой системы и находить лазейки для вывода денег. Никогда о таком не думала, а как увидела у Клыка схемы — загорелась.
Кажется, что это было совсем в другой жизни. Пыталась держаться подальше, но сама прижималась ближе и строила свои схемы. В очередной раз влезла в чужое дело, но теперь это принесло свои плоды.
Вообще всё, что со мной сотворил Клык, пошло на пользу. Не верила, что можно так сильно любить человека. Дышать им, задыхаться от близости. А после задыхаться из-за того, что его рядом нет, даже минута врозь казалась мучительной. И даже сейчас не отпустило. Не стало проще, чувства не угасли. Только теперь они греют, а не жгут.
Мне до боли хочется сжать ладонь Клыка.
— Скучаешь по нему? — Игорь читает все мои эмоции. Я больше не скрываю их. Отвыкла. — По Клыку.
— Клык умер восьмого октября, в два часа ночи тридцать семь минут, — отрубаю. Это опасная тема, скользкая. Не здесь об этом говорить. — Клыка больше нет.
Вспоминаю слова, которые мне Артём сказал. Я сидела на полу в кухне, не могла подняться. Казалось, что умру от ожидания. В зале материлась Вера, стараясь пулю извлечь. Зверь распоряжения раздавал.
— Давай я тебя в комнату отведу? — предлагает Ася, не отходя от меня ни на шаг. Но не делает никаких попыток поднять меня. — Ты вся в крови.
Его крови. Клыка. Вся измазалась, пока пыталась помочь. А потом руки тёрла, с кожи сдирая следы. Не могла себя заставить руки вымыть. Ничего не могла вообще.
Я просто сидела в углу, поджав к себе ноги. Вокруг ходили люди, бегали за водой и инструментами. Царь пытался меня отвести наверх. Но я вырывалась. С плиткой срослась, не позволяя меня тронуть. Чтобы наверх попасть — нужно было мимо зала пройти. А там он.
Не могу.
А затем заходит Артём. Бледный, встревоженный. Так же, как и я, в крови перемазанный. Держится за стенку и произносит это страшные слова:
— Клыка больше нет. Всё.
Клыка больше нет.
Мне тысячу раз прошлось это повторить. Знакомым, ребятам из бизнеса, самым близким. Я смотрела на других, запоминала их действия, научилась не влезать в чужие дела.
— Прости, — Игорь меня прижимает к себе и убирает волосы с лица. — Я забываю насколько ты сантиментальна во время беременности.
— Интересная картина.
Знакомый голос слух режет.
Инстинкты срабатываю быстрее разума. Оборачиваюсь к лестнице и застываю.
Первым делом шрам вижу. Поблекший, выделяющийся на загорелом лице. Знакомый. Родной. После уже за карие глаза цепляюсь. Мужчина щуриться, злым взглядом на Игоря смотрит.
А я жадно смотрю, как Мира на Царя когда-то, будто каждую клеточку чужого тела запомнить пытаюсь. Изгиб губ, напряженность широких плеч.
— Интересная, — Игорь только сильнее меня к себе прижимает. — Не скажу, что рад тебя видеть, Клык.
— Руки убрал от Арины, пока я их тебе не оторвал.
Клык угрожает и делает шаг к нам. Привычным движением тянется к куртке, но обрывается. Видимо вспомнил, что с собой нет оружия.
— А ты рискни попробовать, — Игорь только сильнее разжигает злость Клыка. — В прошлый раз я тебе навалял.
— В прошлый раз меня отвлекли.
— Оправдывайся теперь.
— Папа!
Кира рушит весь момент их очередной схватки. Бросается к Клыку и радостно визжит, когда тот на руки подхватывает. Болтает ногами в воздухе, но не просит остановиться. Знает, что он так и сделает, а дочь слишком любит это развлечение.
— Шкодничала?
— Ага. И Алек тоже.
— Предательница.
Сын бурчит, но позволяет Клыку потрепать по выгоревшим волосам и прижать к себе.
— И мама шкодничала, — дочь сдаёт вообще всех. — Она кофе пила.
— Да ты что? Мама пользуется тем, что её наказать нельзя. Подожди, родишь мне близняшек и получишь сполна.
— Может это мальчики будут! — я упрямо отстаиваю своё мнение. Хочу сыновей. Таких, чтобы тоже на Клыка были похожи. — И как же ты меня накажешь?
Клык рядом, только ему слышно мои слова. Игорь уже отвлёк детей на себя, давая нам время побыть вдвоём. Поэтому я ни капли не смущаясь своего взгляда и слишком пошлого шёпота.
— Из постели не выпущу.
— Это обещание, а не угроза.
— Блять, малышка, — Клык прижимается ко мне сбоку, чтобы выпирающий живот не мешал. Коротко целует в шею. — Нельзя такое говорить изголодавшемуся мужчине.
