– Я не продам, так что говорить тут не о чем! – заявила Майя, перехватив поудобнее Алексу, и взяла за руку Констанс. – Мы уходим. Приятной беседы!
Она пошла прочь, и Аксель подавил желание окликнуть. Он знал, что так случится, и был готов к болезненному спазму в желудке – мучительному чувству поражения, свидетельству его несостоятельности, сначала как друга, потом как мужа, отца и, наконец, снова как мужа. Но и это можно было пережить ради более важного, ради безопасности своих близких. По крайней мере это он мог им дать. Майя ушла не просто так, а демонстративно. Она отделила себя от него, хотя какое-то время он верил, что они стали единым целым. Но разве физическое слияние гарантирует слияние душ и сердец? Да и возможно ли это? Мужчина и женщина – две разные стихии. Он старается поступать как нужно, как лучше и получает за это одни упреки.
Майя вечно твердила, что предпочитает плыть по течению, но повернула против именно тогда, когда это могло обойтись слишком дорого и ей самой, и другим. Ее мечта была благородной, благороднее некуда, но разве можно, разве нужно воплощать мечту любой ценой, именно здесь и сейчас, именно в таком виде – и никак иначе, без малейшей уступки, как будто для мечты важнее всего детали, а не суть?
Аксель вообразил себе детей, обделенных любовью и вниманием, и тяжело вздохнул. Какая разница, кто виноват, если Констанс вернется в их ряды?
Февраль 1977 года
«Все кончено. Она уехала, забрав с собой малышей, не зная даже, отчего все эти бедствия разразились у нее над головой. Надеюсь, она будет счастливее в Техасе, вдали от трусости отца и жестокости материнской родни.
Теперь я волен выбирать, и я выбираю легкие деньги. Когда-нибудь они достанутся дочери и внучкам, и те не узнают, как деньги заработаны. Я вываляюсь в грязи, но заодно вываляю и весь этот мерзкий городишко. Хелен это пришлось бы по душе. По крайней мере Арнольды будут жить среди грязи, отлично гармонировать с ней и надсадно делать вид, что грязи не существует. Это именно то, чего они заслуживают».
Вернувшись домой после полуночи, Аксель увидел свет в окнах гостиной и сразу направился туда. Он не надеялся, что Майя решила его дождаться. Она, должно быть, опустошена, как и он сам, и давно спит. Свет просто забыли выключить.
Что лучше, полежать в ванне или наскоро принять душ, забраться в постель, обнять Майю и уснуть? Наверное, все-таки второе. Нечего и думать встать в обычное время, хорошо, если он проснется к вечеру. Совсем другое дело – возвращаться домой к жене, находить ее спящей, целовать и получать ответные поцелуи, сначала сонные, а потом пылкие. Впрочем, сейчас ему не до объятий, довольно будет и того, что Майя перестала сердиться. Она не из тех, кто таит обиду...
В дверях гостиной Аксель замер от неожиданности: на диване, листая журнал мод, сидела Сандра.
– Ты, как видно, не слишком спешил домой, – заметила она едко и поднялась с дивана. – А стоило бы! Констанс целый час ревет в три ручья, и я понятия не имею, что с этим делать.
«Аксель удивленно помигал, пытаясь перестроиться с душа и постели на неожиданный поворот событий. С чего бы Констанс плакать?
– А Майя где? – Это было все, что пришло ему в голову.
– Что значит «где»? Ушла, разумеется! – Сандра раздраженно отбросила журнал. – Ты свое дело сделал, можно тебя и побоку. Теперь у нее есть своя собственная крыша над головой. Ты что, никогда еще не сталкивался с черной неблагодарностью?
Ушла? В смысле бросила его? Взъерошив волосы, Аксель отнял руку и обнаружил, что она вся в копоти.
– А куда она пошла? – спросил он чисто автоматически, прекрасно зная, куда и почему.
– Откуда мне знать? Я, слава Богу, мало знакома с этой особой. Она привезла Констанс, собрала вещи детей и удалилась во тьму ночную. Не волнуйся, еще не раз явится передохнуть от забот, йот тогда ее и расспросишь. Спокойной ночи!
Аксель тупо проводил Сандру взглядом. Он был словно в ступоре и не чувствовал ничего, кроме всеобъемлющей пустоты и холода в душе. Майя ушла насовсем, окончательно – иначе она не оставила бы Констанс плакать в одиночестве, Майя любила ее, любила всех и каждого.
Кроме него.
Болезненный спазм в желудке заставил Акселя опуститься в кресло, пачкая светлую обивку сажей с одежды. Он не замечал этого, не замечал ничего. Ушла. Бросила его. Из-за проклятой школы. Сандра ошиблась, дело не в крыше над головой. Она бросила его из принципа.
Что ж, пусть он не был к этому готов, но втайне знал, что этим кончится. Она лишь ждала повода и, как только повод нашелся, поплыла своей дорогой. Почему бы и нет? Теперь она сможет без помех воплощать свою мечту.
Без него.
Она даже может вернуться к Стивену.
Желудок сжался вторично, еще больнее, когда раздался топот босых ног. Констанс. Как объяснить все это Констанс?
– Он выглядит хуже некуда. Сразу видно, что страдает, – проворчала Клео. – Какого дьявола ты над ним издеваешься?
Она уселась на расшатанный стул, который Майя откопала на какой-то свалке. Сейчас он красовался в одной из комнат на втором этаже школьного здания, приспособленной под жилье. Самые обшарпанные места на стенах были завешены кусками дешевой ткани. Оглядевшись, Клео поморщилась:
– Здесь хуже, чем в трущобе, где мы жили после маминого отъезда из Уэйдвилла!
– Трущобу я не помню, – рассеянно сказала Майя.
Она кормила Алексу с ложки хлопьями с молоком. Майя предпочла бы услышать, что после ее ухода Аксель просто расцвел. Констанс больше не ходила в группу продленного дня.
– Чтобы бросить такого мужика, надо совсем свихнуться! – ворчала Клео. – Не хотела продавать школу – не надо, довольно было не подписывать бумаги. За это он не выгнал бы тебя за порог.
– Помнишь семью, в которую нас отдали в Лос-Анджелесе? У них в спальне было чудесное покрывало с оборками.
– И светлые обои? – Клео фыркнула. – Которые ты расписала здоровенными красными розами? Помню, их чуть удар не хватил!
– И нас отправили обратно в детский дом. Я привязалась к ним, захотела сделать им подарок и украсила спальню на свой вкус. За это нас выставили. Неужели тебе все еще непонятно?
– Боже милостивый! – Клео сделала большие глаза. – Ты ушла, чтобы не быть выставленной за дверь? С чего ты взяла, что так оно и будет? Этот мужик готов целовать землю, по которой ты ходишь! Он бросился в огонь, чтобы спасти то, что лично ему совсем не нужно! Черт возьми, да это рыцарь! А теперь посмотри на себя! «Чтобы потом не плакать над разбитой жизнью, разобью-ка я ее сейчас сама!» По-моему, тебя подменили в роддоме!
– Ты не понимаешь, – вздохнула Майя, вытирая молоко с подбородка дочери.
Ей казалось, что хоть Клео будет на ее стороне. Узнав о разрыве, Селена перестала с ней разговаривать. Аксель даже не позвонил. Это ли не знак, что его терпение исчерпано, что, с его точки зрения, она слишком далеко зашла? Со временем все утрясется. Теперь у него на попечении одна Констанс, и все проблемы теперь иные, не столь серьезные. Она успела хорошо изучить Акселя за эти совместно прожитые месяцы. По его мнению, все должно быть разложено по полочкам, солдатики должны маршировать в четком строю. В его аккуратном мирке нет места школе, вот почему он решил от нее избавиться. Это можно понять. Но как с этим жить?