Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
– Я оплакивала потерю Рико и уже не могла радоваться рождению дочери. Берлинская стена стала последней каплей. Я упустила дочь, погрузилась во мрак отчаяния и не понимала, как быстро она угасает.
Так вот, значит, как все было. Коммунисты построили Берлинскую стену. Рико оказался в ловушке. Поппи страдала от глубокой депрессии и даже не понимала, что ее ребенок умирает. Я содрогнулась. Но все-таки что именно произошло с Иоганной? Роза поступила правильно, что привезла сестру в Америку. Однако Рико навсегда остался в Европе. Два любящих сердца разлучили жестокие родители и эта треклятая стена.
Я целую руку тети:
– Бедняжка, сколько же всего тебе пришлось пережить! Мне так жаль!
– И мне, – сдавленным голосом говорит Люси. – А что было потом?
– А потом подошел срок Розы. Признаться, мы обе удивились. Когда сестра приехала в Равелло, она не ожидала, что родит так скоро. Так или иначе, все прошло благополучно, и Роза решила назвать дочь Джозефиной, в честь бабушки по материнской линии.
У меня мурашки по всему телу. Одна сестра дает жизнь ребенку, а другая хоронит свою новорожденную дочь. Причем происходит это почти одновременно. И почему боги так жестоки? Неудивительно, что Поппи перенесла всю свою любовь на племянницу.
В салоне автомобиля из колонок звучит печальная баллада. У меня начинает щипать в носу. Люси сворачивает из свитера подушку и, прислонив ее к дверце, тихонько посапывает. Я обнимаю Поппи одной рукой, она вздыхает и даже как будто мурлычет. Сейчас она – ребенок, которого нужно убаюкать. Дыхание Поппи замедляется, тело расслабляется. У меня затекает рука, ее как будто иголками колют. Но я не двигаюсь. Вдыхаю сладкий запах тетиных духов, чувствую, как она ритмично дышит рядом, и надеюсь, что когда-нибудь в будущем смогу закрыть глаза и заново пережить этот момент.
– Мне следовало быть настойчивее. Я виновата в том, что мы с тобой так редко виделись, – шепотом говорит Поппи. – Прости меня, Эмилия.
Я глажу ее по легкому пуху на голове:
– Тебе не за что извиняться. Ты пыталась. Но бабушка не позволила мне… – Я умолкаю; я уже взрослая, и несправедливо винить во всем бабушку.
– В следующий раз, когда увидишь Розу, скажи ей, что мне очень жаль, что все так вышло. Передай моей сестре, что я люблю ее.
Дядя Дольфи был прав. Примирение подарит Поппи покой… И бабушке, возможно, тоже.
– Почему ты не хочешь сказать ей это сама? Мы можем позвонить Розе завтра.
Поппи трясет головой:
– Я звонила Дольфи перед отъездом из Штатов. Мы с ним очень мило побеседовали. Но Роза… она даже не станет со мной разговаривать.
Я от злости стискиваю зубы:
– Она упрямая, прямо как моя старшая сестричка.
– Это верно. Я много раз пыталась достучаться до Дарии.
Я удивленно смотрю на тетю:
– Правда? Она мне никогда не рассказывала. Тебе, наверное, было очень обидно?
– Ерунда. Мы с тобой вместе, и этого достаточно.
– Да. Все хорошо, просто замечательно, – шепчу я и целую Поппи в макушку. – И спасибо тебе.
– Я люблю тебя, Эмилия.
– И я тебя, бабушка.
Я оговорилась, но почему-то не тороплюсь исправить ошибку.
И тетя тоже меня не поправляет.
Ян высаживает нас около пекарни и вручает Поппи связку ключей от старой квартиры Рико.
– Она в вашем распоряжении, живите там, сколько захотите. А я сам пока переберусь к Елене.
Люси помогает Поппи переодеться в ночную сорочку и уходит спать на диван в гостиной. Я смачиваю платок и вытираю им мягкие щеки тети.
– Всегда мечтала еще хоть раз переночевать в этой комнате, – говорит она, глядя на стену над дверью. – Рико вырезал здесь наши инициалы. Их просто не видно, но они все еще там.
– Я знаю. Он очень тебя любил.
– И сейчас любит, – напоминает Поппи, и мне становится стыдно, что я употребила прошедшее время.
Свежие простыни похрустывают, когда я укрываю ими тетю, которая сворачивается, как котенок. Я устраиваюсь рядышком и выключаю лампу на прикроватном столике. В комнату с площади просачиваются полоски янтарного света.
– Ты позвонила Броуди в Пенсильванию? – спрашивает Поппи.
– Да. – Я мысленно благодарю ее помощника по хозяйству. – Он сказал, что будет с радостью присматривать за фермой до твоего возвращения. И просил тебе передать, что каждый день занимается выездкой Хиггинса и держит его в форме.
Поппи кивает:
– Броуди отказался от прибавки жалованья, хотя, видит Бог, деньги ему не помешают. Я тебе говорила, что он потерял ногу во Вьетнаме? Никогда ни одной жалобы от него не слышала. Настоящий мужчина, весь в покойного отца.
Сейчас даже кажется странным, что у Поппи была другая долгая жизнь без Рико. У нее были отношения с отцом Броуди, которого она называла своим компаньоном. Жизнь моей прекрасной тети близится к концу, и мне хочется узнать, жалеет ли она о чем-нибудь.
– А тебе никогда не хотелось снова выйти замуж? Родить еще детей?
– Нет, – не раздумывая, отвечает Поппи. – Хотя я действительно любила Томаса.
– Отца Броуди? А разве он не был для тебя просто… утешительным призом?
Тетя поворачивается ко мне:
– Когда-нибудь ты поймешь, Эмилия: с возрастом становишься щедрее и уже не так скупишься на слово «люблю», как в молодости. Томас заново научил меня смеяться. А я, надеюсь, послужила ему неплохим утешением после смерти жены. Мы были хорошими товарищами, Томас и я. – Тетя улыбается, словно вспоминает добрую историю.
Бриз шуршит тонкими занавесками.
– А тебя не расстраивает, что Рико женился на Карине?
– Я бы расстроилась, если бы он не женился. Понимаешь, Эмилия, любовь может обойтись без страсти, а страсть – без любви.
В комнате становится очень тихо. Я вспоминаю улыбку Мэтта, приподнимаюсь на локте и пытаюсь разглядеть в темноте лицо Поппи.
– Ты действительно в это веришь? И правда думаешь, что можно вступить с человеком в серьезные отношения, может быть, даже создать семью, не испытывая к нему сильных чувств?
– Я знаю, что такое случается сплошь и рядом.
Мне становится не по себе. Я хочу кое-что выяснить. Такое впечатление, будто я разговариваю с мудрецом, который знает ответ на вопрос, над которым я годами ломала голову. И теперь все зависит от того, что именно Поппи мне скажет.
– Но разве это честно? Неужели этого достаточно? Разве мне… разве всем не следует ждать любви, от которой бросает в жар?
Поппи улыбается:
– А на этот вопрос, дорогая, каждый отвечает сам. Я вот, например, к восьмидесяти годам поняла: любовь выступает в самых разных амплуа. Муж. Утешитель. Защитник. Любовник. Товарищ. Рико – моя единственная настоящая страсть. Но я очень многое могу сказать в защиту любви, которую дарят преданная дружба или просто добрые товарищеские отношения. Особенно в мире, который порой так и норовит врезать тебе кулаком под дых.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
