Еврейские депутаты стали посылать записки в недавно учрежденный Четвертый еврейский комитет, вскоре подвергшийся реорганизации. 14 февраля 1825 г. был учрежден так называемый «директорский» комитет по еврейскому вопросу, состоявший из директоров департаментов министерств внутренних дел, юстиции, финансов и народного просвещения в помощь основному «министерскому» комитету. 23 января того же года Файтельсон, а 13 февраля Айзенштадт, испросив отпуск, отправились, соответственно, в свои родные местечки Лепель и Шклов[1050]. 14 февраля 1825 г. Комитет министров рассматривал всеподданнейшую записку Шишкова от 28 июля 1824 г. «относительно разглашений, делаемых еврейскими депутатами насчет предположений правительства о евреях»[1051]. Судя по дате записки, Шишков в первые же месяцы после своего вступления в должность приступил к дискредитации и уничтожению системы еврейских депутатов, но, так как эта совещательная коллегия была создана по инициативе самого Александра I, решил добиваться ее отмены постепенными мерами. В рассмотрении же вопроса о «разглашениях» обнаруживаются уже известные по более ранним документам стереотипные реакции власти на распространение слухов: поиск и обнаружение зачинщиков, обвинение депутатов в корысти и вполне закономерный итог – 23 апреля 1825 г. Комитет министров, полагая, «что замеченные по Подольской губернии разглашения[1052] могли произойти более всего от находящихся в столице еврейских депутатов, и усматривая, что они делают подобные разглашения для побуждения обществ еврейских к сбору в их пользу денег, полагал представить его императорскому величеству, не благоугодно ли будет повелеть, чтобы депутатов еврейских в столице не было, ибо многократные случаи доказывают, что пребывание их здесь не только не нужно и бесполезно, но весьма вредно, поелику они под предлогом ходатайства об общественных делах собирают только с евреев понапрасну деньги и преждевременно разглашают постановления и даже самые предположения правительства»[1053]. Заслуживает внимания и недовольство «преждевременным» разглашением постановлений: правительство хотело считать, что оно управляет посредством письменных текстов, но было недовольно, когда его указы начинали кем-либо толковаться. Согласно резолюции Александра I, решение вопроса о дальнейшем существовании еврейского представительства было возложено на Четвертый еврейский комитет[1054], который откладывал его до сентября 1825 г.
19 июля 1825 г. Шишков представил Александру I докладную записку о еврейских депутатах. Напомним, что Айзенштадт и Файтельсон все еще находились в отпуске «по собственным своим надобностям»[1055]. В своем докладе Шишков предлагал Четвертому еврейскому комитету «определить, нужно ли призвать сюда депутатов еврейского народа и, если нужно, каким образом составить сию депутацию, так как еврейские общества разделены на разные секты и состояние их в разных губерниях не везде одинаково. Посему нет ныне надобности требовать сюда евреев Эйзенштата [sic!] и Файтельсона в качестве депутатов, тем более что они одни не составили бы полной депутации, каковой токмо еврейские общества дали свое полномочие»[1056]. Примечательно, что Шишков в данном случае апеллировал к мнению еврейского населения («обществ») и критиковал депутацию не как вредоносную и бесполезную одновременно, что мы уже наблюдали в предыдущих случаях, а как нерепрезентативную. При этом он либо не был осведомлен, либо намеренно игнорировал тот факт, что депутация состояла как раз из представителей «разных сект»: миснагида Айзенштадта и хасида Файтельсона. Сыграла ли свою роль новая «либеральная» аргументация или, возможно, разочарование Александра I в эффективности еврейского представительства, неясно. Император распорядился больше не вызывать в Петербург Айзенштадта и Файтельсона. Шишков, в свою очередь, распорядился довести это до сведения бывших депутатов[1057]. 6 августа 1825 г. витебский гражданский губернатор рапортовал генерал-губернатору, что предписал лепельскому городничему найти Файтельсона, объявить ему о решении комитета и, «отобрав имеющийся у него вид, представить оный для представления министру народного просвещения»[1058].
11 cентября 1825 г. Четвертый еврейский комитет постановил: «Принять к сведению распоряжение, учиненное г. главноуправляющим духовных дел иностранных исповеданий о прекращении прежней еврейской депутации, пока не представится надобности в вызове новой»[1059]. Таким образом, институт еврейских депутатов при верховной власти прекратил существование[1060], зависевшее не только от политики правительства по отношению к евреям, но и от общего внутриполитического курса.
На то, что еврейские депутаты, несмотря на временное прекращение их деятельности, продолжали восприниматься властью как активный и потенциально опасный элемент еврейской общинной жизни, указывают материалы следствия по злоупотреблениям упоминавшегося выше цадика Дов-Бера Шнеерсона, якобы вымогавшего деньги у своей паствы. Следствие проводилось генерал-губернатором Витебской, Могилевской и Смоленской губерний осенью 1825 г. В числе бумаг, конфискованных у цадика, особое место занимало постановление собрания еврейских общинных лидеров в Любавичах о сборе дополнительных средств для еврейских депутатов, которое проводившие следствие чиновники особых поручений датировали 1824 г.[1061] Однако, как показывает содержание самого документа, эта датировка была произвольной. Постановление известно только в переводе «присяжного с разных языков переводчика» при Витебском губернском правлении Исая Финкельштейна, который не обнаружил там никакой даты, а среди участников собрания фигурируют умерший до лета 1816 г. Ханох-Генех Шик[1062] и умерший в 1819 г. Зискинд Леви из Люцина[1063]. Таким образом, мы можем предложить иную датировку постановления: не ранее 1813 г. (установление хасидского двора в Любавичах) – не позднее первой половины 1816 г. (крайняя дата смерти Х.-Г. Шика). Перестановка дат была нужна следователям, чтобы «осовременить» подозрительные акции, в которых принимал участие цадик, и тем самым усугубить его вину. Вызывает интерес состав собрания: наряду с хасидскими деятелями там принимали участие шкловский раввин Ханох-Генех Шик, известный как непримиримый противник хасидов и лично Шнеура Залмана[1064], и упомянутый выше З. Леви. Собрание во главе с Дов-Бером Шнеерсоном постановило «послать достойных лиц в столицу Петербург для совокупления [sic!; здесь в значении: «объединение». – О. М.] тамо с общественными депутатами, чтобы помощь могли находить по благому совету с достойными лицами»[1065]. Таким образом, собравшиеся, большинство из которых составляли хасиды, решали вопрос о сборе денег в пользу депутатов-миснагидов (Диллона и Зонненберга). То, что данное постановление было использовано на суде над цадиком, указывает на изменение роли еврейских депутатов в официальном российском дискурсе. Связи с ними теперь определялись властью как изначально предосудительные.
