Соглашения, наконец, были подписаны в Женеве 14 апреля 1988 года под эгидой ООН. Двустороннее соглашение между афганским правительством и Пакистаном предусматривало невмешательство. СССР и США подписали декларацию о международных гарантиях. В документах предусматривалось, что советские войска к ц февраля 1989 года будут выведены в два этапа. Моджахеды не были стороной в этих переговорах и отказались принимать условия соглашений. Это в конечном счете привело к падению режима Наджибуллы и к кровавой гражданской войне, которой так боялся Горбачев и о которой говорил в беседе с Черняевым в сентябре 1987 года: вывод советских войск может закончиться кровавой баней, которую СССР «не простят ни в “третьем мире”, ни в самых занюханных либеральных кругах Запада, десять лет ругавших нас за оккупацию».
Шеварднадзе с тяжелым сердцем подписывал соглашения в Женеве: «Казалось, я должен был быть счастлив: в страну перестанут приходить похоронки. Будет перекрыт счет смертям и расходам, достигшим шестидесяти миллиардов рублей… Мне тяжело осознавать себя министром иностранных дел, который подписал отнюдь не соглашение о победе. Такое в истории России и Советского Союза случалось нечасто. А еще не давала покоя мысль о людях, которых мы выпестовали, подвигли на революцию, а теперь оставили один на один со смертельным врагом». Это настроение повлияло на политические рекомендации, которые он давал в следующие два года.
«Оставим страну в плачевном состоянии, — говорил он Политбюро по возвращении, — разоренные города и кишлаки, экономика парализована. Сотни тысяч людей погибли. Наш уход будет рассматриваться как крупное политическое и военное поражение. Внутри партии и страны отношение к нашему уходу неоднозначно. Придется когда-нибудь объявить, что ввод войск был грубой ошибкой, что уже тогда и ученые, и общество отрицательно отнеслись к этой авантюре… Отмежеваться от прошлого легко не удастся тем фактом, что мы не можем нести ответственность за тех, кто был до нас». Шеварднадзе предлагал оставить в Афганистане десять — пятнадцать тысяч советских солдат для поддержки режима Наджибуллы, что явно противоречило только что подписанному им соглашению. Его поддержал Крючков. Горбачев отреагировал резко: он назвал выступление Шеварднадзе «ястребиным клекотом». Не важно, говорил он, выживет режим Наджибуллы или нет. Исходя из подписанных соглашений, вывод советских войск не должен быть похож на стремительный уход американцев из Вьетнама. И, подытоживал он, было сделано все возможное, чтобы свести к минимуму негативные последствия войны.
Мысли о том, насколько далеко может зайти СССР в поддержке Наджибуллы и можно ли использовать для этого военную силу, терзали советских политиков и после вывода войск. Шеварднадзе и Крючков по-прежнему занимали агрессивную позицию, а оппонировали им по большей части военные.
Первый этап вывода: лето 1988 года
Министр обороны генерал Язов уже издал приказы о выводе войск. Советский контингент тогда насчитывал около ста тысяч солдат. Половина должна была покинуть Афганистан к 15 августа 1988 года, остальные — к 15 февраля 1989 года. Войска должны были уходить теми же маршрутами, которыми пришли: на западе — из Кандагара через Шинданд и Герат в Кушку, на востоке — через перевал Саланг в Хайратон и через Мост дружбы в Термез.
Первым делом нужно было перевести отдаленные гарнизоны в полки, к которым они приписаны. Части, базировавшиеся на восточной границе с Пакистаном — в Джелалабаде, Гардезе и Газни, — вывели полностью, как и южные гарнизоны в Кандагаре и Лашкаргахе. Русские также оставили позиции на северо-востоке, в Кундузе и Файзабаде. К концу первого этапа советские силы были сконцентрированы между Шиндандом и Кушкой в западной части страны и между Кабулом и огромной базой в Хайратоне — в восточной части.
Первыми покинули место дислокации части, базировавшиеся в Джелалабаде. На плацу в спешке возвели трибуну, которую заняли высокопоставленные советские офицеры и местные политики. Присутствовали неразговорчивые военные наблюдатели ООН: они должны были следить за точным выполнением Женевских соглашений. За трибуной расположился буфет с ветчиной, колбасой, сыром, которые обычно в воинских частях невозможно было достать. На рассвете на площадь подтянулась бронетехника с экипажами. Солдаты угрюмо слушали речи. Офицеры поздравляли их с успешным выполнением «интернационального долга». Толпы афганцев собрались, чтобы попрощаться с ними. Они бросали уходящим солдатам букеты цветов (хотя среди цветов попадались камни и верблюжьи фекалии)[60]. Затем оркестр заиграл «Прощание славянки», и колонна начала свой долгий путь в Кабул по перевалам, где в январе 1842 года была истреблена Индская армия. Над головами барражировали вертолеты. Завидев облачка порохового дыма, указывающие на засаду снайперов, вертолеты поворачивали в их сторону.
«Поодаль виднеются кишлаки, вернее, то, что от них осталось, — писал советский журналист Давид Гай, который сопровождал колонну. — Ни одного целого, с развороченными дувалами, разбитыми домами, исковерканными деревьями. Голые невозделанные поля. Заилившиеся, превращенные в болота ирригационные системы. Сколько же сил надо потратить, чтобы все восстановить, вдохнуть жизнь в омертвелое пространство! И кто выиграл от того, что все пришло в упадок, негодность? Бессмысленность 3200 (или сколько там?) дней войны режет глаза стыдом, содрогает и мучает. Зачем, во имя чего?.. Одна отрада — ребята возвращаются домой».
Советские стратегические бомбардировщики продолжали наносить удары по позициям моджахедов в районе Кандагара и Джелалабада и после ухода войск.
* * *
860-й отдельный мотострелковый полк покинул Афганистан с первой волной. К тому моменту Александр Гергель давно уже вернулся домой. О последних днях, проведенных его батальоном в Бахараке, он узнал от Анастаса Лизаускаса, которого нашел в интернете в 2005 году.
Бои шли до последнего. Среди солдат 860-го полка распространился слух, что иностранный кинорежиссер, сделавший фильм о том, как русские уничтожают мирные кишлаки, теперь хочет снять еще одно кино — об уничтожении советского батальона — и подстрекает моджахедов. Советские войска и моджахеды без особых успехов обстреливали позиции друг друга около недели. Когда приехал афганский генерал, чтобы принять крепость, солдаты, взбешенные тем, что их вынуждают, поджав хвост, покинуть страну, погрузились в оргию разрушения. Они спускали снаряды в отхожие места, разрушали спортивные сооружения, подожгли спальные помещения, разбили обелиски на Аллее славы[61] и уничтожили боевые машины. Афганские солдаты смотрели на это в молчаливом гневе. Напоследок кто-то выстрелил в столовую сигнальной ракетой. Затем солдаты, похватав личное оружие и раздувшиеся вещмешки, побежали к вертолетам. Моджахеды уже приближались. Через неделю они отбили базу у афганских солдат. В течение следующих нескольких месяцев она была уничтожена ударами советской и афганской правительственной авиации.
