Книга Москва и жизнь - Юрий Лужков

В указе Ельцина «О фонде возрождения Москвы», который подготовило правительство Москвы, среди тринадцати объектов под номером 3 значился памятник Победы на Поклонной горе. На ее пустыре на самой верхней точке закладной камень установили в 1958 году. С тех пор за десятилетие руководства Хрущева, двадцатилетие правления Брежнева и за годы Перестройки Горбачева монумент не смогли установить.

Приближался юбилей, полвека со дня окончания Великой Отечественной войны и Победы. Требовалось срочно привести в порядок Поклонную гору, пребывавшую в запустении. Когда я поднялся на Поклонную гору, то увидел свалку гранита, частично разворованного на надгробия, полностью разрушенную, разваленную территорию.

Концепцию памятника правительство СССР сформулировало в таких словах: «Основной замысел памятника символизирует идея: «Народ-победитель, осененный Красным Ленинским знаменем». Эта идея воплощалась в образе солдата с автоматом, окруженного народом, стоявшим под красным знаменем с профилем Ленина, красной звездой, как на Спасской башне, и на такой же, как она, высоте.

Когда Михаил Горбачев пришел к власти, стройка на Поклонной горе началась. В землю вбили тысячи свай под основание памятника. Поднялись облицованные белым мрамором стены музея Отечественной войны. На земле смонтировали громадный купол. Но когда наступила гласность и обо всем свободно заговорили, на одних митингах требовали «восстановить Поклонную гору», якобы срытую ради памятника. Это значило — разобрать стены недостроенного музея. На других собраниях заявляли, что красный гранит знамени смотрится как черный и всех будет пугать гигантское черное знамя на въезде в Москву.

Став во главе МГК партии, Ельцин дал команду прекратить стройку. Монтажники едва успели поднять над зданием купол. И он же, Ельцин, придя к власти в Кремле, попросил меня к юбилею Победы достроить музей и установить другой памятник.

Времени на то, чтобы снова проводить конкурсы скульпторов, устраивать выставки моделей, обсуждения, дискуссии, не оставалось. И я решил установить над Поклонной горой обелиск и поручил проект Зурабу Церетели, дав ему полную творческую свободу, кроме стоимости. Он ею воспользовался и образ штыка соединил с образом Георгия Победоносца, поражающего дракона, и с Никой, богиней Победы.

Голые стены здания объемом в 400 тысяч кубометров, как у Дворца съездов, предстояло превратить во дворец. Под куполом Зала Славы могла поместиться дивизия солдат.

В мастерской Зураба Церетели, где мы обсуждали, каким быть памятнику, на листке из блокнота появились рисунок штыка и моя подпись с датой 23 марта 1993 года. Через два года и полтора месяца рисунок нужно было превратить в обелиск высотой 141,8 метра. Стать вровень с пирамидами Египта — такой цели не было. Эта цифра — память о 1418 днях войны.

Чем выше рос обелиск, тем громче звучали протесты. Одни доказывали, что памятник Победы вообще не нужен, как комплекс над Мамаевым курганом. Другие возмущались, поскольку «трехгранный штык запрещен международной конвенцией как антигуманное, приносящее излишние страдания оружие». Фронтовик, поэт, автор слов «Так, значит, нам нужна победа, одна на всех, мы за ценой не постоим» поддался либеральной пропаганде и вдруг прозрел: «Я понял, что мы всерьез не отличались от немецких фашистов».

Работа на Поклонной горе не прекращалась ни днем ни ночью. В темноте стройку озаряли прожектора и искры сварки. В стальной стакан котлована с арматурой залили бетон, чтобы фундамент выдержал нагрузку 1000 тонн. Монтажники, сменяя друг друга через восемь часов, невзирая на мороз, наращивали трехгранник.

Так быстро, за два года с небольшим, нам удалось выполнить задачу благодаря отечественной индустрии и науке. Сталь выплавили на Урале. Металлоконструкции прислали из Белгорода. Статуи и декоративные детали отлили из бронзы на берегах Невы. Конструкцию испытали на прочность в аэродинамической трубе ЦАГИ.

Статую Ники весом в 18 тонн, равную весу самолета, предстояло поднять на стометровую высоту. На совещании в штабе стройки, когда решалась ее судьба, начались сомнения: «Не рухнет ли этот самолет на землю?», «Не лучше ли оставить Нику на земле?», «Давайте поднимем Нику над входом».

Запросили мнение специалистов. «Расчет обелиска выполнен с учетом веса Ники, более того, ее нельзя оставлять на земле, а необходимо поднять на запроектированную высоту, чтобы добиться прочности, соответствующей расчетам института», — твердо заявил Владимир Лазарев, директор Института металлических конструкций имени Мельникова. Его поддержал столь же известный Институт строительных конструкций имени Кучеренко. Нику подняли на высоту тридцатиэтажного дома. Налетевший на Москву ураган ее испытал на прочность.

Все время, пока строили памятник, в либеральной прессе народу доказывали: войну развязала не Германия, а Советский Союз, и он является агрессором. Писали, стоит ли вообще радоваться и праздновать? «Никого не озадачивают утверждения, что-де Советская армия спасла мир от фашизма. Спасти-то спасла, но что принесла на своих штыках? Надо ли напоминать о лагерях смерти, газовых камерах, карателях, убийцах, оккупантах, которых покарал советский солдат?!» Вся эта истерия убеждала: памятник на Поклонной горе и музей необходимы как защита от лжи и фальсификации истории.

До последнего дня, пока шла работа, я узнавал, что проектировщики «срыли святую Поклонную гору» и вместе с памятью о ней «разбазарили народные деньги». Договорились до того: сооружается не памятник Победы, а памятник Сталину и «увековечивается миф о гениальности вождя». Политика заслоняла искусство, ни о художнике, ни об архитекторе никто не упоминал, сражались с тенью Сталина, которая мерещилась либеральным публицистам на Поклонной горе.

Когда там с президентом России появилась толпа журналистов и операторов телевидения, их не интересовали барельефы, картины, статуи. Волновал вопрос власти в Москве, когда уйду в отставку. Спрашивали спустя всего два года после того, как стал мэром Москвы.

Ельцин за неделю до юбилея в начале мая 1995 года посмотрел, что осталось сделать. Он спросил: «Юрий Михайлович (он же знал, что такое строительство), — а вы успеете?» Я ответил: «Успеем». Ответственность была колоссальная. Москва пригласила на праздник первых лиц стран-победителей, США, Англии, Франции, премьеров и президентов многих стран мира.

Конную статую Георгия Победоносца, поражающего копьем змея, и детали межконтинентальных ракет СССР и США доставили из Санкт-Петербурга за два дня до 9 Мая. Когда статуя заняла свое место, ни по телевидению ее не показали, ни в прессе ничего хорошего не сказали.

Монумент сравнили с «обыкновенной советской стамеской, покрытой грубыми, совершенно не классическими рельефами».

«Змей, побежденный святым Георгием, предстает как рубленая докторская колбаса».