– Кто вы? – спросила Сефия. – Вы не принадлежите к Хранителям?
Паромщик молчал.
Паромщик, даже не повернувшись, повел их по другому коридору. На мгновение в ней проснулась способность видеть историю людей и вещей, и она поняла, почему паромщик молчит. Он просто не может говорить – у него нет языка. Язык был вырван у него много лет назад – так давно, что он даже разучился стонать.
Когда-то у него была жена, маленькая дочь, он работал ткачом, имел друзей и соседей. Были у него и враги. Ничего этого теперь у него не было. Теперь он просто безымянный паромщик, который является по зову и делает то, что ему велено – перевозит из Нарни в Корабель тех, кто жаждет встретиться с Хранителями. Никаких вопросов и никаких ответов. И за это они оставили в живых его семью.
– Мне очень жаль, – сказала Сефия.
Она одна из троих могла говорить, но ответа на свои вопросы она не получила.
Они шли по коридорам, и единственными звуками, которые их сопровождали, были звуки дыхания, шелест шагов да потрескивание горящих факелов. Наконец, они подошли к металлической двери, которая тускло блеснула в свете факела. На двери был выкован круг, внутри которого располагались четыре линии – три изогнутые и одна прямая.
Сефия приложила к знаку руку.
– Хранители, – произнесла она.
Паромщик кивнул и, слегка поклонившись, повернулся и пошел прочь по туннелю. Сефия смотрела ему вслед, пока влажное поблескивание его дождевика не было проглочено темнотой.
Стрелец внимательно смотрел на нее. Золота в его глазах было гораздо больше, чем обычно – они буквально горели.
– Думаю, мы на месте, – сказала Сефия.
Стрелец кивнул.
Они повернулись к двери, к изображению символа, за которым охотились все это время, и к тому, что лежало по ту сторону.
С минуту они колебались.
На краю мира
Это чудо, что они забрались так далеко. Даже легкий ветерок не дул с тех пор, как разверзлись небеса, и паруса бессильно висели на реях как потрепанные шторы. И только капитан Рид увлекал корабль вперед и вперед, отыскивая в неподвижной воде вялые течения и держа «Реку Веры» на курсе, несмотря на слепящий свет и иссушающую жару.
Солнце закрыло добрую половину неба, раскрасив его во все цвета радуги.
Рид вытер сухой лоб. Жара давила его, выкручивала его, как белье после стирки, хотя влаги в нем почти не осталось, и он не потел.
Целыми ночами он расхаживал по трюму, инспектируя ящики с провиантом и бочки с водой. И того, и другого становилось все меньше и меньше. Спускался в люк и вновь появлялся на палубе. Считал: один, два, три, четыре… Как будто счет был способен пополнить усыхающие запасы воды и солонины.
К утру ничего не изменилось. Члены команды получили по сухой галете, куску сушеного мяса и по полпинты воды. У многих даже не было сил жаловаться. Их тела, высушенные до состояния изюма, пожирали сами себя и представляли собой морщинистые кожаные мешки, натянутые на сухожилия и кости.
С трудом сохраняя вертикальное положение, капитан Рид оперся о бушприт. Он стоял здесь часами, пальцами рисуя на дереве взаимопересекающиеся круги – пока кожа на них не стала гладкой как стекло. Но, с какой бы стороны он ни брался подсчитывать, результаты подсчета говорили одно: у них оставалось провизии (если, конечно, крысы не возьмут свое и остаток плаванья пройдет гладко) только на то, чтобы вернуться. Если они повернут прямо сейчас, то выживут.
Солнце тонуло в океане, освещая его подобно лампе. Край Мира был близок. Но насколько близок? Свет был вещью ненадежной, слишком подвижной. Они могут пересечь Край Мира сегодня. А могут и завтра, и на следующей неделе.
Или никогда.
А вдруг у океана нет конца, и там, дальше, вообще нечего искать? И впереди – ничего, кроме бесконечных пустых вод?
Рядом с Ридом стоял Микс и, прищурившись, вглядывался вперед в поисках хоть каких-нибудь изменений в состоянии океана. Тени залегли в его глазницах. Они все теперь выглядели одинаково – живые скелеты в отвратительных масках, похожие на капитана Кэт и последних матросов с «Семи колоколов».
Второй помощник состроил гримасу:
– Помните, что сказала Кэт перед смертью?
Он вспомнил. Эти слова вновь и вновь приходили ему на память, не отпуская его всю ночь: «Но кто будет помнить твою команду, Рид?»
– Она была права, верно? Рано или поздно люди забудут всё, что мы делаем, все наши приключения. Забудут – но не вас. Вы капитан. А как насчет команды? Когда-нибудь они уже не смогут даже вспомнить наши имена. Забудут, что мы вообще существовали.
– Тогда почему..?
– Потому что вы такой, какой вы есть.
Микс усмехнулся и попытался сплюнуть сухими губами.
– Я видел, как вы бросились в огонь, – продолжил он. – Я видел, как вы отказывались от еды, чтобы команде досталось больше. Многие, зная тайну своей смерти, особенно бы не беспокоились. Но не вы. Зная, что вы не можете умереть, вы тем больше стараетесь защитить тех, кто может.
Рид положил ладонь на узкое плечо второго помощника и пожал. Может быть, в конце концов, он сможет сделать то, что хотела сделать капитан Кэт – спасти команду, всех до одного, причем не только тела, но и души, так, чтобы, покинув это место, они бы уже не захотели вернуться.
Ни на корабле, ни в самых потаенных уголках своей памяти, ни в своих ночных кошмарах. Он мог бы подарить им долгие, ничем не омраченные годы, чтобы они сочиняли о них рассказы и легенды.
В самой глубине его сердца родились слова: Мы возвращаемся. Слова росли, клубились в его душе как дым, поднимались через горло и застывали перед вратами его рта. Мы возвращаемся.
Слова, которые означали поражение. Неудачу.
И избавление от смерти.
– Капитан!
Микс поднес кулаки к глазам и оскалил зубы.
Рид посмотрел на сморщенное лицо второго помощника.
– Черт! Врач нас предупреждала.
Необратимые изменения кожного покрова, мышц и сухожилий. Слепота. Непрекращающиеся боли.
Микс попытался сморгнуть, но глаз открыть уже не смог.
– Простите, капитан, – сказал он. – Я хотел помочь.
– Пошли к врачу, – ответил капитан, взял второго помощника за руку и повел к главному люку.
Что еще у них будет отнято перед концом? Если, конечно, наступит конец. Яркая поверхность моря простиралась со всех сторон корабля, сливаясь с белым сиянием солнца.
