Дело Myriad стало воплощением трех центральных идей моей книги «Цена неравенства». Во-первых, в ней я настаиваю на том, что неравенство возникло в результате не одних лишь непреложных экономических законов, но и того, как мы формировали нашу экономику посредством политики и едва ли не каждого аспекта нашей правовой системы. Наш режим интеллектуальной собственности способствует самой серьезной форме неравенства. Право на жизнь не должно напрямую зависеть от платежеспособности человека.
Во-вторых, некоторые из самых вопиющих проявлений неравенства в нашей экономической системе являются следствием погони за рентой (это доход и неравенство, которые возникают по причине злоупотребления социальным и экономическим положением с целью получения большей доли национального экономического пирога, не делая больше сам пирог). Самый возмутительный аспект подобного присвоения благосостояния возникает, когда верхний слой общества обогащается за счет тех, кто находится в самом низу. Деятельность Myriad удовлетворяла обоим этим требованиям одновременно. Прибыль, которую компания получала в результате монопольных цен на тесты, никак не сказалась ни на размере, ни на динамичности экономики. Вместе с тем она ухудшила положение тех, кто не мог позволить себе столь дорогостоящие тесты.
Так как компания получала прибыль, в том числе и с застрахованных граждан, размеры страховых взносов естественным образом увеличились, поскольку в них закладывалась плата за тесты Myriad. В еще худшем положении оказывались американцы со средним уровнем доходов, не имеющие страховки. Если они хотели пройти эти тесты, им приходилось соглашаться на непомерно высокую монопольную цену компании. Однако же больше всего платили малообеспеченные граждане: не имея ни страховки, ни возможности позволить себе тесты Myriad, они подвергались опасности преждевременной смерти.
Сторонники жесткой системы прав на интеллектуальную собственность утверждают, что это всего лишь цена, которую нам приходится платить, чтобы получить инновационный продукт, который в будущем спасет множество жизней. Это вынужденный компромисс: нужно пожертвовать жизнями относительно небольшого числа женщин, чтобы в будущем спасти гораздо больше жизней. Это заявление неверно сразу по нескольким причинам. В конкретном случае дело, прежде всего, в том, что эти два гена в любом случае были бы изолированы (или открыты, если применять терминологию компании Myriad) в скором времени в рамках глобального проекта «Геном человека». Оно ошибочно и во многих других отношениях. Исследователи-генетики убеждены в том, что данные патенты в действительности препятствовали разработке лучших и более точных тестов, тем самым тормозя развитие науки. Любое новое знание опирается на ранее полученное знание, и, ограничивая доступ к имеющемуся знанию, мы препятствуем возникновению инновационных методов и средств. Разработка Myriad, как и любое открытие в науке, стала возможной только благодаря идеям и технологиям, придуманным до них другими специалистами. Если бы они не были доступны, то и Myriad не сделала бы того, что сделала.
И, наконец, мы добрались до третьей ключевой идеи. Я озаглавил книгу таким образом, чтобы подчеркнуть, что неравенство не просто противоречит принципам морали, но и имеет вполне материальные издержки. Когда правовой режим, охраняющий права на интеллектуальную собственность, плохо продуман и реализован, он провоцирует рентоориентированное поведение (наш правовой режим относится как раз к такому, хотя решение Верховного суда по этому делу и некоторым другим сделало его чуть лучше, чем он мог бы быть). А в результате мы получаем меньше инноваций и более глубокое неравенство.
Одна из важных идей, которую продвигал Роберт Фогель, исследователь экономической истории и нобелевский лауреат, скончавшийся в июне 2013 года, заключалась в том, что во многом благодаря синергизму улучшения здоровья нации и развития технологий с XIX века начался активный экономический рост. В связи с этим логично сделать вывод, что система защиты интеллектуальной собственности, которая порождает погоню за монопольной рентой, ограничивает доступ к здравоохранению, из-за чего усугубляется неравенство и в целом тормозится экономическое развитие страны.
Альтернативы существуют. Защитники прав на интеллектуальную собственность слишком переоценивают их роль в развитии инноваций. Большинство важнейших инноваций, от базовых идей, легших в основу создания компьютера, до транзисторов, лазера, открытия ДНК, не были мотивированы финансовой выгодой. Они состоялись исключительно благодаря жажде знания. Разумеется, ресурсы должны быть доступны. А патентная система – это только один из способов, и не всегда лучший, предоставления этих ресурсов. Исследования, финансируемые государством, фонды, системы премирования (в рамках которых тот, кто сделал открытие, получает некую награду, а новоприобретенное знание становится широко доступным, и рынок получает выгоду) – это те альтернативные решения, которые имеют исключительные преимущества и не имеют недостатков, приводящих к усугублению неравенства и присущих действующей системе защиты интеллектуальной собственности.
Попытки Myriad запатентовать человеческую ДНК были одним из худших проявлений неравенства в доступе к здоровью, что, в свою очередь, является одним из худших проявлений экономического неравенства. Тот факт, что в этот раз суд защитил наши важные права и ценности, позволяет выдохнуть с облегчением. Но это лишь одна битва, выигранная в крупномасштабной войне за более равное общество и экономику.
Мудрое решение Индии
[85]
Совместно с Арджуном Джаядевом
Отказ Верховного суда Индии признать патент на Gleevec – революционный препарат от рака, разработанный швейцарским фармацевтическим гигантом Novartis – стал хорошей новостью для многих индийцев, больных раком. Если и другие развивающиеся страны последуют ее примеру, хороших новостей станет еще больше, ведь больше денег можно будет направить на другие цели, будь то борьба со СПИДом, развитие системы образования или же инвестиции, способствующие экономическому росту и снижению уровня бедности.
В то же время решение индийского Верховного суда означает, что крупные международные фармацевтические компании получат меньше денег. Неудивительно, что компании и их лоббисты в ответ начали настойчиво утверждать, что постановление суда уничтожает стимулы к инновациям и тем самым ставит под серьезный удар здравоохранение во всем мире.
Подобные заявления излишне преувеличены. Решение суда Индии целесообразно и с экономической, и с социально-политической точек зрения. Более того, это только локализованные усилия по восстановлению равновесия в режиме интеллектуальной собственности (ИС), который сильно смещен в сторону защиты интересов фармацевтических компаний в ущерб общественному благополучию. На самом деле экономисты все больше сходятся во мнении, что действующий режим интеллектуальной собственности фактически подавляет инновации.
Влияние жесткой системы защиты интеллектуальной собственности на социальное благополучие уже давно расценивается неоднозначно. Предоставление монополистических прав может стимулировать инновации (хотя самые важные открытия, такие как ДНК, гораздо чаще происходят в университетах и исследовательских лабораториях, финансируемых государством, и зависят от других стимулов). Но есть и значительные издержки: более высокие цены для потребителей, угнетающее воздействие на дальнейшие инновации из-за ограничения доступа к знанию и, когда речь идет о жизненно важных препаратах, смерть людей, которые не смогли позволить себе инновационное средство, которое могло бы их спасти.
