Авторитет дико заорал, обманывая себя тем, что его кто-то услышит. Да это же Скунс! Как он пробрался сюда? Ну не летает же он по воздуху, не оборотень же он в самом деле? Вот сволочь! Да я его, похоже, сам привез! Он к днищу, как пиявка, присосался! Как больно! Сколько крови! Глупо, но ничего не вернешь!..
Скунс отер складной меч об одежду поверженного врага, судорожно трясущего кровоточащими обрубками, сложил оружие и спрятал под свой просторный, изрядно испачканный брезентовый плащ, под которым, в сущности, хранился целый арсенал приспособлений для убийства себе подобных. После этого Скунс закрепил несколько взрывных устройств на показавшихся ему наиболее симпатичными машинах из коллекции суматохинского авторитета. Затем он открыл багажник любимого, изрядно помятого лазаревского джипа и помог выбраться на волю Ване Ремневу, который с ужасом смотрел на своего избавителя, трясся всем телом и безудержно ревел.
Скунс сел в еще не успевший остыть джип, завел мотор, поманил рукой Ремнева, и, когда тот затаился на заднем сиденье, дал задний ход, развернулся, подъехал к воротам, взял в руку пульт дистанционного управления, дал воротам команду открыться и помчался прочь из «склепа Лазаря».
Через десять секунд после того, как джип миновал деревянные ворота и скрылся за поворотом, в бункере раздались один за другим три взрыва, вызвавшие панику среди суматохинцев, утративших в этот день своего лидера и его лучших сподручников.
Джип остановился у поворота на Приморское шоссе и свернул на обочину. Из машины вышли двое людей, которых вполне можно было принять за отца и сына. Они были странно одеты — в допотопные брезентовые плащи с просторными капюшонами, которыми пользуются любители подледного лова. В левой руке того, что годился для роли сына, раскачивался полиэтиленовый мешок с водой, в которой что-то плавало, может быть рыба. Они зашагали в сторону города, а на ближайшей остановке им удалось сесть в пригородный автобус.
Минут через тридцать, когда уже стемнело, в джипе раздался негромкий взрыв и он загорелся.
Глава 46. Спасен, но еще не выжил
Когда гости увидели Дениса, то даже не сразу поняли, что это он. Конечно, они заметили на каталке какое-то нагромождение, но это больше уже походило не на кого-то, а на что-то, то есть на труп.
Дениску заметил Колька и тотчас подумал: может быть, не стоит приближаться к этому обгоревшему телу, чтобы наверняка убедиться, что на каталке — Денис. Наверное, лучше тотчас отсюда сбежать, исчезнуть, испариться. Остальным ведь можно соврать, что не видел, не нашел, а позже все как-нибудь само собой забудется и разрешится — Дениска возьмет да выздоровеет и вернется к ним.
Пока Махлаткин размышлял, как себя лучше повести, рука его сама собой слегка толкнула Настю, и та, вскинув на него глаза, тотчас уловила смысл сигнала, притормозила, а за ней остановилась и вся небольшая, смущенная больничным окружением компания.
Федор Данилович приблизился к мальчику, внимательно осмотрел его и, погрозив ребятам пальцем, что они восприняли, как указание не шуметь и не бегать, скрылся за дверью с надписью: «Заведующий ожоговым отделением».
Гости замерли в метре от своего обгоревшего приятеля и стали негромко шушукаться. Из глубины коридора выплыла толстая санитарка, взялась за поручни и столкнула каталку с места. Голова Нетакова дернулась, ребятам показалось — сейчас он очухается, но этого не произошло: Денис по-прежнему производил впечатление если и не мертвого, то глубоко спящего. Женщина направила каталку к закрытым дверям, протаранила их отработанным ударом и исчезла вместе со своим грузом в комнате с надписью: «Процедурная», где уже, кажется, кто-то был. Во всяком случае, безнадзору показалось, что из помещения донеслась не очень разборчивая речь. Впрочем, это могло быть и радио.
* * *
Борона вышел из кабинета серьезным и грустным. Он поманил ребят за собой и, выйдя на железобетонное больничное крыльцо, остановился в печальной задумчивости.
— У Нетакова обгорело более восьмидесяти процентов поверхности тела. В таких случаях редко удается спасти пострадавшего. — Данилыч глядел куда-то поверх голов своих спутников. — Тем более что больница практически бедствует: здесь нет ни инструментов, ни медикаментов для нормальной работы. Правда, у нас с вами есть одно утешение: тот неизвестный мужчина, который привез сюда Дениску, оставил тысячу долларов на все необходимые траты и обещал прислать еще денег. Я сейчас пойду сдавать кровь: у нас с Нетаковым оказалась одна группа, а вы бегите по своим делам и не забывайте про товарища.
Понурые посетители пошли к больничным воротам. Борона еще стоял на крыльце, когда вдруг заметил странную фигуру в заношенной стройбатовской форме. Конечно, это был Следов. Он бежал и что-то кричал, а когда его голос стал не только слышен, но и понятен. Борона различил слова «отец», «брат», «мать».
— Отец погиб, Федор Данилович, а брат где-то здесь, вы его видели? — Борис тяжело дышал, судорожно хватая почерневшим ртом воздух. — Мать тоже погибла, его мать, а мальчик жив. Где он? Вы видели? Да вы и раньше его видели, и я видел, я еще подумал…
— Боренька, успокойся! — Борона положил свои тяжелые руки на плечи изможденному бегом Следову. — О ком ты говоришь? Какой мальчик? Дениска? Так он не брат тебе. Ты же знаешь его отца, Трошку Ленина. Он сейчас в КПЗ по обвинению в убийстве своей жены, Палашки Шаманки…
— Да нет, Федор Данилович, Олег, Олежка, где он? Да вы же сами были с Лолитой, когда он про своего отца рассказывал, — так это и мой отец. А вы что, не знали? — Борис недоверчиво посмотрел Федору в глаза. — Моя мама ведь с вашей супругой в одном классе училась, и отец в нем учился. Так вы что, не знали, да?
— Что-то я, конечно, знал, но, пожалуй, никак не больше твоего. — Борона взял Следова под локоть и отвел в сторону от парадного входа, около которого стали собираться заинтересованные люди. — Видишь ли, они с Колькой уже убежали решать свои насущные вопросы, но мы их сегодня же найдем: ты ведь знаешь, какая у нас разведка. Где им быть-то: на одной из тусовок, правильно? Вот мы их там и поищем. Только подожди меня немного, мне надо еще зайти в больницу.
— Федор Данилович! Ведь это мой брат! У меня один брат, понимаете?! А мать мне, представьте себе, ничего не рассказывала. Ну, то есть не договаривала. — Следов покорно шел рядом с Бороной, который вел его теперь по направлению к бежевому микроавтобусу «фольксваген», припаркованному около больничной ограды. — Отца мне очень жалко. Мать говорила, что он пил, но он мне все же отец и я не должен на него теперь сердиться…
Глава 47. Воспоминания на Невском проспекте
Алексей повернул от Дворцовой площади на Невский, остановился у Малой Морской на красный свет светофора и подумал о том, что, наверное, на всем белом свете существует очень мало людей, не имеющих своих особых памятных мест. Для одного это — городской парк, где произошло первое свидание, для другого — старый дом, обнесенный строительными лесами, в котором он когда-то родился и вырос, еще кто-то с умилением узнает двери роддома, откуда выносил свое первое чадо.
