Книга Приключения Никтошки - Лёня Герзон

Барвинка с Кнопочкой ничего не замечали. У Барвинки был заложен нос – она вторую неделю подряд страдала от насморка. А Кнопочкина голова была слишком занята мыслями об агитации, и ей было не до того, чем и откуда пахнет. Бабаяга спохватилась, что думает о мясе, и постаралась подумать о чем-нибудь другом. Иностранке вспомнился ее родной город. Все-таки, как жаль, что в Цветограде нету моря! Она вспомнила, как последний раз купалась в нём. Это было в апреле, накануне праздника по случаю отлета воздушного шара. Воздушный шар прилетел в Мерюкряк полгода назад из неведомой страны. Провожать иностранных гостей вышло полно народу. В начале апреля в Мерюкряке уже жарко. Малышки вышли на улицы в купальниках, с распущенными волосами, перевязанными сверху лепестком розы или тюльпана. В руках они несли огромные букеты незабудок. По-мерюкрякски незабудка будет нофогетка, но обозначает это слово то же самое. Поэтому коротышки всегда дарят эти цветы тем, кто отправляется в дорогу – чтоб не забывали.

У себя на родине Бабаяга вовсе не считалась красивой. Живущие на юге мерюкрякцы смуглые, и им нравятся черноглазые, черноволосые малышки с шоколадной кожей. Бабаяга была единственной рыжей на весь город. Мерюкрякцы ее за это дразнили, но не обидно, а можно даже сказать, любя.

Кожа у Бабаяги была светлая, и она быстро сгорала на солнце. Поэтому Бабаяга всегда ходила в длинной юбке и в рубашке с длинными рукавами, а на голове носила широкополую шляпу. Чтобы не обгорали пальцы рук, она пользовалась тонкими капроновыми перчатками. И никогда не покидала дома без темных очков. Видимо, когда-то давно, в прошлом, Бабаяга приехала в Мерюкряндию из какой-то северной страны. Это было так давно, что она ничего о той стране не помнила.

Мерюкрякцы дразнили Бабаягу Ыржиком, что по-мерюкрякски значит «рыжик», и смеялись над ее нарядом.

– Вон Ыржик закутанный идет, – говорили мерюкрякцы.

Сами-то они никогда не сгорали на солнце, потому что были очень смуглые. Поэтому им незачем было париться в длинных одеждах, как Бабаяге. Весной и летом малышки ходили в купальниках, а малыши – в плавках, и только зимой надевали на себя еще что-нибудь.

Наплававшись в прохладных морских волнах, она вытерлась махровым полотенцем и надела свою длинную юбку, блузку, шляпу, перчатки и очки. Одевшись, Бабаяга вышла на улицу Ба́мбили и сразу же оказалась на городском рынке.

– Привет, Беренелла! – окликнули ее.

Малышка обернулась. Настоящее-то ее имя было Беренелла.

– Привет, Фына, – поздоровалась она с кудрявой малышкой в раздельном желтом купальнике, черные глаза которой горели, как угольки.

– Что, опять купалась? – прокричала малышка. – Волосы мокрые!

– Купалась, да.

– Новых устриц наловили. Пошли, покажу! – крикнула Фына, увлекая Беренеллу за собой.

Малышка разговаривала ужасно громко, можно сказать, кричала. Но в Мерюкряке это бы никого не удивило, потому что так здесь разговаривали все. Только у Бабаяги, которую на самом-то деле звали Беренелла, был тихий голос, и поэтому ее никому не было слышно. Если она что-нибудь говорила, ее всегда переспрашивали. А чаще просто не слушали. Потому что в Мерюкряке – когда в одном месте собирается больше одного коротышки, то стоит страшный шум, и для того, чтобы на тебя обратили внимание, нужно кричать.

До чего же весело было на Мерюкрякском рынке! Ведь там не только скопились тысячи коротышек, но одни, надрывая глотки, расхваливали свой товар: «Горох! Зеленый! Зрелый! Вот-вот лопнет! Попробуй кусочек, ах, какой спелый!» – а другие, пытаясь перекричать продавцов, спрашивали, сколько стоит. Третьи торговались, сбивая цену, и для этого, наоборот, ругали продукцию.

– Горох у тебя червивый! – кричал покупатель.

– Сам ты червивый! – отвечал продавец.

Прилавки трещали от наваленных огромными горами фруктов. Чего тут только не было! Малина, смородина, виноград, вырезанные круги груш, яблок и бананов, сложенные высоченными штабелями апельсинные и лимонные дольки, финики, кубики абрикосовой мякоти. Несмотря на то, что был солнечный день, над лотками горели десятки электрических ламп, и от этого было еще веселее. На рынке всегда было полно народу, приходилось продираться через толпу. Идти нужно было осторожно – каменные плиты пола были залиты соком, стекающим с разрезанных фруктов.

– Чёрт! – крикнула Фына. – На разбитое яйцо наступила! Она брыкнула ногой, и от сандалии полетели яичные брызги.

– Бе!

– Давай вытру, – предложила Беренелла. – У меня салфетка есть.

– А, чёрт с ним, пошли!

Под ноги то и дело попадался укатившийся откуда-нибудь помидор-черри или скользкий кусок персика. Запах овощей и фруктов смешивался с запахом свежего мяса, которое продавали в лотках напротив, и с дикими ароматами жидких сыров из молочного ряда. Фына потащила подругу к рыбным рядам. Там они чуть не столкнулись с двумя коротышками, которые, обливаясь потом, несли живую шпроту. Один держал за хвост, другой – за голову. Шпрота извивалась, и коротышки уже два раза грохнулись на скользкий пол, но каждый раз ловко вскакивали на ноги, не выпуская при этом рыбину, и продолжали свой путь.

– Ой, не так быстро! – взмолилась Беренелла. – Я устала.

– Чего это ты устала?

– После моря… всегда устаю. Жарко, дышать нечем. И есть хочется.

– Сейчас отдохнём, перекусим! – закричала Фына. – Смотри!

Они остановились возле ярко освещенных прилавков с морепродуктами. Тут стоял такой сильный рыбный дух, что Беренелле пришлось заткнуть мизинцами ноздри и дышать через рот.

– Какая вкуснятина! – крикнула Фына, показывая на извивающиеся щупальца огромного кальмара. Выгибались креветки, шевелились в своих раковинах устрицы. – Я тоже страшно голодная! – кричала Фына. – Купим устрицу! Ее даже готовить не надо – только в кипяток бросить на две минуты! А потом полить лимоном – и можно есть!

– Эй, Бабаяга! Бабаяга! Ты что, не слышишь?!

Бабаяга тряхнула головой и очнулась от своих мыслей. Она даже не сразу поняла, что обращаются к ней, потому что забыла, что она уже давно Бабаяга, а не Беренелла. Ее трясла за плечо, о чем-то спрашивая, Барвинка.