Он взял из рук Бориса пистолет, и двинулся к дивану – надо лишь опустить тяжелый металл на голову полудохлому иждивенцу, и все будет опять в порядке. Приблизился и завис над телом. Дело решали какие-то доли секунды.
Удар автоматного патрона, применяемого в системе «ТТ», сломал Решетилова пополам и бросил на пол. Несчастный юрист ухватил себя обеими руками за живот и замолчал.
– Что ты с ним сделал, – шевелил ватным языком Гноевых.
– Сядь на место и не шевелись, – вместо ответа приказал старик. Потом вдруг спросил, хищно улыбаясь: – Хочешь, я тебе дырку в голове просверлю?
Борис не хотел. Черный ствол действовал угнетающе.
– Что придумал? – вновь шевельнулся у него язык. И до слуха в этот момент вдруг донеслось, как скрипнула входная дверь, и зашуршали бусы над входом в другую комнату. Одновременно.
Гноевых затравленно оглянулся к спальне и увидел там бородатую физиономию. Рядом стояла женщина с обведенными синей краской веками. Позади громко кашлянули, так что пришлось снова обернуться: в коридоре стояли сразу несколько человек и осторожно заглядывали в зал.
Уляхин поднялся с дивана. Вынул обойму и передернул затвор. Патрон покатился по полу. Он поднял его и вставил в магазин. Потом протянул оружие Лушникову.
– Обыщите обоих, – тихо промолвил. – Этому скорую… Может, останется жить… Понятые, подойдите ближе, пожалуйста.
Старик знал, о чем говорил.
Гноевых не верил своим глазам. До него с трудом доходило, что его без затей заманили, а потом взяли на деле, от которого отвертеться будет невозможно. Взяли, как недавно тестя. А ведь чувствовал: тучи собираются. И все равно сунул голову в петлю. За компанию. Для очистки совести. А этот, что прокуратуру обнес недавно, стоит, улыбается. Как пить дать, информаторов своих припахал, науськал, теперь дырку под новую звездочку колоть себе будет. У них так…
Рывок у Бориса получился молниеносный, как в фильме. Раньше он видел, что от преследования можно запросто уйти. Тестю не удалось: слишком тяжел на подъем оказался, разжирел. Борис на лету вскочил на диван и, оттолкнувшись со всех сил ногами, полетел плашмя в оконное стекло, пряча лицо руками. Однако вывалиться наружу не смог – скорость достаточную не набрал, чтобы выбить два толстых стекла, внутреннее и наружное. И сразу осел, бороздя лицом о бесчисленные осколки.
Кровь брызнула из раскромсанной физиономии.
– Артерии, гад, перережешь! – вскрикнул дед. – Держите его!
Бориса ухватили за шиворот, как блудливого кота, и вернули на место, за стол. На лице мелкие прилипшие к изрезанному лицу и горлу осколки. Из нескольких ран струилась, наплывая за ворот рубахи, кровь. На руках позади щелкнули наручники.
– Не беспокойтесь, – учил дед. – Не сдохнет. Чуток дурнина сойдет и схватится – это вам не вены и не аорта.
Лушников однако вызвал скорую помощь. Через пять минут прибыла бригада в белых халатах и увезла несчастного прыгуна – врач решил, что нужно сшивать кожу. Рядом с задержанным неотступно следовали капитан Драница и старший лейтенант Порошин. Нельзя отпускать «голубя» в свободный полет.
На полу в скрюченной позе под звон стекол тихо скончался самоуверенный тип сорока с лишним лет. Глумлив по отношению к закону. Наверняка из цыган. Лицо черное, опухшее от пьянки. Кудряв с проседью. Судимость в прошлом за мошенничество.
– Решетилов Анатолий Семенович, адвокат, – проговорил следователь Ким Ли Фу, развернув вынутое удостоверение. – Понятых попрошу ознакомиться, – и протянул удостоверение. – Видите?
Понятые видели. Их трясло и знобило обоих от внезапности происходящего. Кое-кто кое-кому вбил только что осиновый кол, а они при этом почти что нечаянно попали в свидетели. И, что характерно, выкрутиться из подобной ситуации не было никакой возможности. Впрочем, лихорадило в основном Веру Шабулину. Бородатый сожитель, казалось ей, вел себя уверенно. Нечистая сила толкнула Веру связаться.
Под конец покойника осмотрели. Составили протокол и дали понятым расписаться. Вера ткнула ручкой в бумагу и написала знакомое: ВШабла…
Для обоих только что начинался длинный и изнуряющий путь, называемый уголовным процессом, о котором они могли только догадываться, – путь с очными ставками, допросами и снова со ставками, с бесконечной болтовней об одном и том же и насмешками адвокатов.
Эпилог
Если хочешь рассмешить бога – расскажи ему о своих планах. Ведь как точно кто-то подметил. Наблюдательный человек оказался. А другой, по имени Марк Твен, сказал: «Никогда не надо поступать дурно при свидетелях».
Наркотическое вещество «Тавазепам». Вызывает потеряю памяти, беспокойство, сонливость, паранойю. Подобное вещество применяли в отношении Лушникова Александра Сергеевича, когда тот вдруг решил заключить договор на срок собственной жизни. Разбогатеть надумал с помощью нехитрого приспособления под названием договор пожизненного содержания с иждивением.
Суд идет вторую неделю. Народу в зале как сельдей в бочке.
– Сорвать с них маску – вот что нужно сделать! – ворчит Уляхин. – Чтобы остальным неповадно было… Короче, выколотить дурь из головы…
Народ горбатился: сколько можно тянуть-то! Процесс давно всем надоел, поэтому собирались каждый день как на похороны.
Председатель суда Скрепкина вела дело. Василиса Прекрасная. Пудрить мозги и тем и другим для Василисы Прекрасной давно стало делом обычным.
Допрашивали Саню Ядова. Тот толком не мог объяснить, каким образом оказался в квартире у отставного подполковника.
– Никак не вспомнишь, боец невидимого фронта?!.. – неожиданно вырвалось у судьи. Однако бывший бомж вдруг собрался с мыслями и вопросительно произнес:
– Что значит как?! Выходит, я не имею права в гости придти к хорошему человеку? С подругой жизни, например… Квартиру снять хотели, а тут – вон оно как…
У Сани чистое выбритое лицо и прекрасный темно-серый костюм – хоть снова иди на службу прапорщиком по найму.
– Тогда объясните суду по порядку…
Ядов объяснил. Четко. По-военному. По его словам выходило, что господин, который сидит на скамье подсудимых, передергивал затвор, прицеливался и стрелял в товарища полковника. Потом кинулся в окно и распорол себе всю морду – сами посмотрите, гражданин судья.
Судья и так видела, без напоминаний. Вся физия у бывшего директора в клочьях, заросла синими шрамами.
– Подтверждаете показания? – спрашивают у Гноевых.
Тот по-прежнему молчит. Ни слова по существу дела – словно язык себе откусил под самый корень. За него наемный юрист отдувается – адвокат Фогель Василий Абрамович. Дотошливый до всего. Въедливый, как птица Феникс. Поет изо всех сил, стараясь усыпить всех, включая прокурора. Однако напрасны старания. Не усыпляется прокурор и все остальные, хотя всем надоел процесс. Скорей бы уж. Ученой бы головой да на неструганую плаху этого геронтолога.
