Какая картина вырисовывается из всей этой пестрой смеси сведений? В начале 1280-х годов положение Карла Анжуйского после ряда поражений на Балканах и севере Италии вновь начинает укрепляться. Он возвращается к планам похода на Константинополь и обзаводится влиятельным союзником — Венецией. Новый папа Мартин IV — его креатура, таким образом, многолетняя проблема отношений с Римом, сдерживавшим экспансию сицилийского короля, разрешена. Но одновременно противники Карла, прежде всего Византия, Арагон и Генуя, а также остатки гибеллинской партии в Сицилийском королевстве, вступают в контакт друг с другом и формируют негласную коалицию. Совершенно невозможно предположить, дошло ли бы дело до превентивного удара противников Карла и в какой форме этот удар был бы осуществлен. Восстание «Сицилийской вечерни», начавшееся 30 марта 1282 года, не было в строгом смысле слова подготовлено извне, хотя недовольство анжуйским режимом на острове зрело давно и подогревалось «греческим золотом» и усилиями арагонских агентов. Начало мятежа застало врасплох короля Карла, но не его противников, которые к тому времени уже были готовы быстро и активно поддержать сицилийских повстанцев. Недаром позднее Михаил VIII напишет в своей автобиографии: «Сицилийцы, отнесшись с презрением к остальной его (Карла, — Я.Ш.) силе, как ничтожной, дерзнули поднять оружие и освободиться от рабства; поэтому, если я сказал бы, что свободу, которую уготовил им Бог, уготовил через нас, то я сказал бы согласное с истиной!»
Мятеж
Мы не будем очень подробно анализировать ход мятежа на Сицилии, на некоторое время перекинувшегося также в Калабрию. Книга Стивена Рансимена «Сицилийская вечерня», написанная в конце 1950-х годов, неоднократно нами цитировавшаяся и переведенная несколько лет назад на русский язык, остается наиболее известным и популярным исследованием самого восстания и событий, предшествовавших ему. Это фактологически точная, достаточно глубокая и очень живо написанная работа, хотя автор этих строк не склонен соглашаться со всеми данными в ней оценками. Есть и довольно обширная сугубо научная литература, посвященная «Сицилийской вечерне», — начиная с изданного еще в XIX веке фундаментального труда Микеле Амари «О войне Сицилийской вечерни». Ко всем этим работам я и позволю себе отослать читателя, интересующегося подробностями восстания 1282 года. Мы лишь вкратце остановимся на наиболее важных событиях, сосредоточившись на реакции короля Карла на случившееся, его действиях в те неполные три года, которые отвела ему судьба после «вечерни», и на причинах как того, почему анжуйский режим потерпел поражение, так и того, почему это поражение все-таки оказалось лишь частичным.
Итак, мятеж вспыхнул в Палермо в пасхальный понедельник 30 марта 1282 года. Согласно наиболее распространенной версии, отраженной в хронике Сабы Маласпины, поводом к нему стал инцидент на площади перед церковью Святого Духа, когда верующие собирались на вечернее богослужение — отсюда название, закрепившееся за этими событиями. Некий подвыпивший французский солдат по имени Друэ, сопровождавший вместе со своими товарищами на молитву группу чиновников, стал приставать к одной из женщин, находившихся на площади. За женщину вступился ее муж, началась поножовщина, в результате которой сицилийцы, намного превосходившие числом французов, убили не только зачинщика, но и всех, кто находился вместе с ним. Слух о случившемся быстро разнесся по городу, и столкновение у церкви Святого Духа стало искрой, от которой разгорелось пламя восстания. Вначале Палермо, а затем и большая часть Сицилии стали ареной погромов и избиений французов и провансальцев.
Точное число жертв установить невозможно. Микеле Амари считал, что только в первые часы восстания в Палермо толпой, кричавшей «Смерть французам!», были убиты около 2 тысяч человек. Джованни Виллани пишет о 4 тысячах погибших на всей Сицилии. Хронисты (в том числе Бартоломео ди Неокастро, сам активный участник восстания, в своей «Истории Сицилии» — Historia Siculd) и позднейшие историки приводят много трагических подробностей. Чужеземцев убивали целыми семьями, не исключая беременных женщин, в том числе и местных, вышедших замуж за французов, — им разрезали животы и вырывали оттуда нерожденных младенцев, «франкское семя». Пойманных толпа заставляла повторять слова, трудные для французского произношения (например, ceci — нут, или турецкий горох; это слово произносится «чечи», но северяне выговаривали его как «сеси»), и, услышав акцент, на месте расправлялась с несчастными.
Впрочем, даже в этой ситуации картина не была столь однозначной. Хотя до начала мая восстание распространилось по всему острову, не везде оно имело столь кровавые последствия, как в Палермо. Как пишет Салимбене де Адам, «жители города Мессины не учинили такой жестокости по отношению к французам, но отняли у них оружие и имущество и отправили их к господину Карлу, который в эти дни ушел прочь, боясь потерять Неаполь». (Возможно, милосердие, проявленное мессинцами, было связано с тем, что этот город пользовался определенной благосклонностью Карла, предоставившего Мессине ряд торговых привилегий; тем не менее и она присоединилась к восстанию.) Вице-юстициар западной Сицилии, Гийом де Порселе, живший в городе Калатафими, пользовался уважением местного населения, а потому его, не причинив никакого вреда, доставили в Палермо, откуда вместе с семьей ему было позволено отплыть в Прованс. В городе Сперлинга французский гарнизон не тронули и позволили уйти на север.
В целом «отношения между [анжуйскими] солдатами и местным населением были куда более сложными, по меньшей мере до начала восстания, чем можно было бы судить по лозунгу «Смерть французам!»… В еще большей мере, чем к Сицилии, это относилось к югу Италии, где отношение к анжуйскому правлению было куда менее враждебным, а в ряде мест и вполне позитивным… Тем не менее общую картину не следует искажать; средний французский солдат [в Regno] проводил большую часть времени в походах или в казарме, и у него было довольно мало возможностей для братания [с местным населением]». Несколько лучшим было отношение коренных жителей Сицилии к провансальцам, которые воспринимались ими как более близкие по языку и культуре. Впрочем, разделение на «свой — чужой» проходило не только по этнической линии. «Сицилийская вечерня» была в первую очередь социально-политическим конфликтом, принявшим форму национально-освободительного восстания или ксенофобского бунта — определение тут, как часто бывает, зависит от угла зрения. От гнева мятежников пострадали не только чужаки, но и те коренные сицилийцы, которые служили анжуйскому режиму. Так, влиятельная семья де Ризи из Мессины, лояльная Карлу, была почти полностью перебита; Россо, другой фамилии из того же города, повезло больше: поначалу поддержав короля, ее представители вовремя перешли на сторону восставших, а потому уцелели.
Как бы то ни было, в течение нескольких недель власть Карла I была свергнута на всем острове. Наместник короля на Сицилии, Герберт Орлеанский, потерпел поражение от восставших; эскадра, посланная королем к Палермо, была разбита подоспевшим мессинским флотом. Все эти события заставили Карла принять крайне болезненное для него решение — отложить поход на Константинополь, последние приготовления к которому весной 1282 года уже завершались. Собрав все свои сухопутные и морские силы, Карл выступил к Мессине. На помощь к нему спешили отряды флорентийских гвельфов и подкрепления из Франции во главе с двумя племянниками Карла — Пьером, графом Алансонским, младшим сыном Людовика IX, и Робертом II д'Артуа, сыном Роберта-старшего, погибшего некогда в Египте. (Роберт II стал одним из самых верных и наиболее способных сторонников Карла Анжуйского; позднее, после смерти Карла, он некоторое время был фактическим регентом Regno.) Войско короля высадилось в окрестностях Мессины 25 июля.
