— А-а-а! — визжит совсем очумевшая наша руководительница. — Вы что, дури нанюхались? Что у вас тут творится?
Я хватаю ее за руки, чтоб не сбежала, пытаюсь объяснить, давлюсь смехом, пытаюсь снова.
— Я смотрю, корпоративный дружеский дух на пике развития? — невозмутимо замечает дядя Миша, заглядывая в дверь. — Я могу забрать собаку?
— Ох, — хватается за живот Лиличка, корчась в кресле. — Сделайте уж одолжение!
Нам снова очень повезло. Инцидент с Гавом проделал все необходимое. Мы с Лиличкой снова были в нормальных отношениях. Смех сломал выросшую было между нами преграду субординации, и вот теперь я была приглашена посмотреть, что там у нее за новые друзья.
Все это оказалось как нельзя кстати. Прямо будто специально, честно слово. Ведь еще вчера мы с моими аферистами тщетно ломали голову, как бы наладить контакт с Лиличкой и вынудить ее пойти на некоторые уступки нашим условиям.
* * *
— Ну вот, теперь ты будешь на меня давить. Скучно! — Лиличка поднимает одну бровь, тянется к сигаретам. — Ладно, выкладывай, что там у вас за нижайшие просьбы-требования.
Мы сидим в одном частном клубе, хорошо знакомом мне по предыдущим образам жизни. Очередная закрытая вечеринка, очередные тонущие в табачном смраде завсегдатаи. От квартирных посиделок отличается лишь степенью беспредела. Тут, все — таки, нужно блюсти лицо, ввиду элитарности заведения. А в остальном — все то же. Кстати, обещанные Лиличкиными друзьями— хозяевами клуба — угощения должны лихо ударить по мозгам. Ради предстоящих плодов разговора, соглашаюсь употребить что угодно.
— Мне не хочется использовать Люду и Мишу, как рабов. Пусть их фамилии будут указаны в тексте. — предотвращаю Лиличкин отказ, повышая голос. — Не на обложке! На титульном листе с названием. Небольшим шрифтом, что-то вроде «книга создана при содействии…». Ну, Лиль, ну тебе ведь это вообще ничего не стоит, а мне — очищение совести.
Несколько минут она молча крутит все это в голове.
— В принципе, мне все равно, — соглашается. — Если не на обложке и с такой формулировкой — согласна.
— Ес! Ес! Ес! — верещу по-детски и вполне искренне. Лиличка расплывается в улыбке. Ей нравится выступать в роли щедрой покровительницы. Эх, если б еще и два других пункта плана осуществились…
— О-о-о, смотри какие люди! — хищно сощурившись, шепчет Лиличка, указывая куда-то в сторону. Оборачиваюсь и обалдеваю. Там, возле барной стойки, возвышаясь «над скоплением тупиц» улыбающейся, умиротворенной глыбой, стоит Боренька. На нем, активно размахивая руками и что-то горячо доказывая, висит Владлен. Оба уже хорошо поддали и потому говорят довольно громко. Музыка на миг замолкает и нам вдруг становится слышен обрывок их диалога…
— Инвестиции в искусство — это наш конек! — намеренно картавя кричит Леночка. — Мы сделаем мир лучше! Кто же — если не мы!
Боренька кивает молча и с пониманием. Потом морщится, без тоста опрокидывая в себя очередную рюмку.
— У меня пять профессиональных музыкантов. Они увидели во мне талант. Поверили. Из таких групп поуходили — сказать страшно…
«Я все вру, я все вру…» — мощно и метко перекрывает их треп включенный барменом «Аукцион». Не могу не радоваться таким милым совпадениям. Лиличка меня полностью поддерживает:
— Действительно просто морочат друг другу головы. И главное — оба понимают, что разговор не серьезный. Просто тешут свои амбиции бессмысленным трепом. Ну и порода! Ничтожные лгуны…У одного нет средств, у другого — музыкантов. Зато у обоих понтов выше крыши. Я наводила справки, когда исследовала твое окружение, — ничуть не стесняясь, заявляет она.
И тогда я решаюсь:
— Лиль слушай, ну его все, а? Я устала. Я смертельно устала. Давай устроим отпуск.
— Что-что? — глаза Лилички заметно округляются.
— А что? Нет, ну смотри, от нас же все для продолжения уже готово. План последних глав я окончу через пару дней. Мише и Люде нужна будет максимум неделя, чтобы дописать, и вычитать куски друг друга… И все. Понимаешь? От нас больше ничего не требуется. В издательство Людмила сама все отвезет, она ведь отлично контачит с их ребятами. Там проведут все орфо и прочие вычитки. Если что серьезное — нам позвонят. Ну, правда, ну, какой смысл нам с тобой сидеть и высиживать эту корректуру. В издательстве и без нас прекрансо справятся. А мы рванем куда-нибудь в отпуск. Ну, хоть на десять дней, а? Приедем — а книга уже всем тиражом на складе… Давай в Болгарию? Я там не была никогда, но говорят — здорово… Ох, нагуляемся, ох, начудим… Только у Геннадия гонорары мои выбей, хорошо?
— Вот это новость… Мне как-то в голову не приходило, что ты хочешь в отпуск… — Лиличка недоверчиво смотрит на меня. — Устала?
— Страшно! Хочу беззаботности, хочу веселиться, хочу… Ой, чего я только не хочу, но никак не торчания в городе. Слушай, мы имеем право на отпуск в перерыве между окончанием текста и началом шумихи вокруг него! Имеем!
Ничего определенного Лиличка не говорит. Обещает подумать, все прикидывает и прикидывает в голове, где я собираюсь ее кинуть, и можно ли действительно согласиться на мое предложение. Поначалу прикидывает молча, потом начинает делиться соображениями. А еще позже — это уже будучи глубоко не в себе, от преподнесенных «угощений», — Лиличка впадает в форменную истерику. Выясняется, что церберша моя тоже не железная, что она тоже страшно измоталась, что она тоже хочет жить… Обе мы уже изрядно не в себе. Лиличка — совершенно, а я — приблизительно.
— Устала, устала врать, устала пахать, как проклятая! — рыдает она, ничуть не смущаясь окружающих… Официант регулярно меняет пепельницу, приносит новые салфетки, но успокоительное не рекомендует. Видать, привыкший. Видать, после «угощений» здесь частенько такое бывает с дамами. — А все для чего? — орет Лиличка. — Чтоб было зачем жить. А ведь это — бред. Потому что жить на самом деле незачем! Артур-ублюдок предупреждал, что когда учишься управлять чужими жизнями, понимаешь отсутствие в них — в жизнях — ценности. И свою уже тоже воспринимаешь, как игрушку. Захочешь, попыхтишь, нагнешь кого-то, напряжешься — станешь кем угодно, расслабишься — пойдешь на дно. Вот и все законы. Скучно, жестоко, муторно… Предупреждал, а сам как раз нагибал меня. И не где-нибудь — на заднем сидении машины Геннадия, который буквально на пару минут по делам с водителем выскочил… Нагибал и шарил пальцем под платьем. Жал там на что-то многозначительно, думал, ас в женской физиологии. Да только ни фига он не ас — и давил не туда, и сжимал не так… Понты одни. Но я виду, конечно, не подала, зачем расстраивать мальчика. Ему так хотелось произвести впечатление. Тем более, за смелость надо было поощрить. Ведь додумался же, ведь решился же, почти на глазах у Геника, а?! Поощрила. Катались по сидению, как дикие звери! И как только нас никто не застукал за тем катанием…
Лиличка уже не плачет. Говорит, томно сощурившись, явно смакует вспоминаемое… А я в ступоре. В настоящем, глубоком, окончательном. Артур и Лилия были любовниками? Отчего ж не сказал, отчего как врага описывал? А больше даже, если честно, мучает другое. Почему с ней так — экстремально, дерзко, настойчиво, а со мной — словно с иконою — робко, нежно, и совсем не по-звериному… Думала, он просто от природы такой. А ведь выходит, нет, выходит — я ему просто не подхожу для настоящих страстей. Не подхожу — до свидания. Не больно-то и надо! С десяток таких найду, стоит только клич кинуть… Не подхожу — убирайся ко всем чертям! Но зачем же не уходить и морочить голову?!
