Сколько бы еще это могло продолжаться, я не знаю. Из оцепенения я вышел не сам — мое одиночество было нарушено. К дверям моей комнаты подошел Холлингсворт и, поздоровавшись со мной почти дружески, напомнил, что собирается продолжить прерванную накануне беседу с Маклеодом. Собеседование, если мне было угодно так называть эту встречу, должно было начаться через четверть часа, и Холлингсворт даже выразил надежду на то, что я найду возможность присутствовать при продолжении разговора.
Я не искал эту возможность. Я воспринял свое присутствие в соседней комнате как необходимость, как долг. Я пересек лестничную площадку и оказался в комнате Маклеода первым. Сам Маклеод, Холлингсворт и Ленни вошли в помещение следом за мной, буквально один за другим. Мы заняли те же места, что и раньше, и посмотрели друг на друга. Маклеод сидел лицом к лицу с Холлингсвортом, Ленни — с торца стола почти между ними, я же вновь занял место на кровати.
— Хотелось бы поинтересоваться, — начал разговор Холлингсворт, — к какому выводу вы пришли относительно того предложения, которое я сделал вам в ходе нашей предыдущей беседы.
Задав вопрос, Холлингсворт аккуратно высморкался в чистый носовой платок. Маклеод пожал плечами и словно впервые задумался над словами Холлингсворта. Его собеседник тем временем перебирал на столе какие-то бумаги.
— Это предложение — чистая формальность, — заявил Маклеод, — в нем нет ничего конкретного. Самое главное, я не получил никаких разъяснений по поводу того, каким образом я буду защищен от дальнейших преследований.
Время тянулось медленно, и мне даже пришлось сделать над собой усилие, чтобы сосредоточиться на происходящем.
— В любом случае, — продолжил Маклеод, — я могу сказать, что принял вполне однозначное решение: я отклоняю предложенную вами сделку.
Холлингсворт постучал карандашом по столу.
— Ну что ж, хорошо, — он сделал пометку в одной из бумаг. — В таком случае, я думаю, нам следует перейти к более детальному обсуждению некоторых интересующих нас вопросов. — Он покосился на Ленни и не мог не заметить, что она почти сползла со стула и едва ли не спит. — Мисс Мэдисон, я могу для вас что-нибудь сделать? Может быть, подать вам сигареты? — В шутливых интонациях Холлингсворта чувствовалась плохо скрытая злость и раздражение.
Ленни вздрогнула и подняла глаза. Выглядела она просто ужасно — даже хуже, чем тогда, когда мы виделись с нею в последний раз. Говорила она не просто хрипло, а еще и сбиваясь и едва ли не заикаясь.
— Нет-нет, спасибо, мне ничего не нужно, — пробормотала она, виновато оглядываясь. Затем Ленни попыталась удобнее сесть на стуле, но все было напрасно: принять комфортное положение ей так и не удалось. К тому же она вздрагивала и испуганно моргала при каждом более-менее резком или неожиданном жесте Маклеода или Холлингсворта.
Тем временем Холлингсворт вынул из пачки нужный ему лист бумаги с плотным машинописным текстом и вздохнул:
— Ну что ж, детали так детали. Итак, не будете ли вы столь любезны поведать мне о том, каким образом вы оказались в той самой организации, на которую работаю я.
Этот вопрос, который прозвучал для меня как гром среди ясного неба, похоже, ничуть не удавил Маклеода. Какое там, он явно его ждал. Тем не менее его рука непроизвольно потянулась к клапану кармана на рубашке, словно он вновь хотел спрятать от посторонних глаз подсунутую ему Холлингсвортом и изорванную в клочья бумажку.
— По-моему, нет смысла пересказывать очевидное, — сказал он после паузы. — Я думаю, этот этап моей жизни известен вам едва ли не лучше, чем мне самому.
— Позвольте мне воспользоваться теми методами, которые я сочту нужными, — почти по-змеиному прошипел Холлингсворт.
Маклеод в ответ лишь пожал плечами:
— Все очень просто. Я прекрасно понимал, что если останусь на старом месте еще хотя бы немного, то меня, скорее всего, привлекут к суду и последствия будут для меня более чем плачевными. В то время как раз был заключен довольно значимый военный пакт. Я не считал для себя возможным поддерживать разработку и принятие этого решения. Разумеется, я ни слова не сказал об этом кому бы то ни было, но, как говорится, слухами земля полнится. Кто-то что-то узнал обо мне, а мне удалось разжиться информацией о том, что я попал в немилость у начальства и что вскоре на меня публично наедет один из весьма высоких чинов в нашей организации. Вот почему, испытывая скромное и. по-моему, весьма объяснимое желание сохранить свою жизнь — по крайней мере, в то время я так внутренне мотивировал свои поступки, — я навел кое-какие справки, и мне передали, что я могу рассчитывать на то, что получу паспорт с визой в эту страну. С одним вполне предсказуемым и понятным условием… — Маклеод сделал паузу и продолжил: — Условие же было таково: я должен был поступить на работу в вашу организацию. Ценой за полученные мной чистые документы была подробно изложенная информация о некоторых известных мне событиях, происходивших в… Ну, скажем, стране за океаном. Разумеется, у меня запросили информацию и по довольно обширному персональному списку. Хорошенько подумав и взвесив все «за» и «против», я решил предоставить запрашивающим органам необходимые им сведения.
Губы Ленни привычно искривились в брезгливой ухмылке, а затем она, не сдержавшись, истерично рассмеялась.
— Так я поступил на эту работу, — сухо, без эмоций продолжил свой рассказ Маклеод. — Через некоторое время мне не только выделили отдельный стол и кабинет, но и назначили мне в помощницы секретаршу.
Холлингсворт позволил себе внеслужебную шутку:
— Я так понимаю, как статистик вы зарекомендовали себя с лучшей стороны.
— Является ли необходимым дальнейшее обсуждение этой темы? — копируя официальный тон Холлингсворта, поинтересовался Маклеод.
Его собеседник поцокал языком.
— Нет, при том, конечно, условии, что мы с вами придем хотя бы к подобию общего мнения по поводу., той самой вещицы.
— У меня ее нет, — негромко, но упорно, как заклинание, повторил Маклеод.
— Ну что ж, с этим мы еще разберемся, — вздохнул Холлингсворт и посмотрел в потолок. — Ну, что у нас дальше? — Он вытащил из пачки бумаг перед собой один лист — якобы наугад, словно карту из колоды; затем разыграл мини-спектакль, делая вид, что внимательно читает документ, и, покачав головой, негромко, словно обращаясь к самому себе, констатировал: — Да, да, именно так. Вот с этого и начнем. — С этими словами он поправил галстук и громко, официальным тоном произнес: — Не возьмете ли вы на себя труд дать нам необходимые пояснения по поводу того, как именно вы ушли от нас? Позволю себе напомнить, что вы в один прекрасный день попросту испарились. Я бы даже сказал — бесследно.
Маклеод пристально разглядывал костяшки пальцев. Наконец, собравшись с мыслями, он заговорил:
— Я пришел к выводу, что это существование уничтожает меня как личность. — Заметив, что Маклеод слегка повернулся в мою сторону, я понял, что обращается он к Холлингсворту и ко мне, как минимум, в равной степени. — Я был вынужден жить совершенно иной жизнью. Сами понимаете, после десятилетия бурной революционной деятельности для человека, который решил отойти от дел, смысл имеет только один поступок, только одно желание — сохранить свою жизнь. Вот только во имя чего ее нужно так беречь? Раньше я никогда не считал свою жизнь ценной самой по себе, и это как раз и стало мучить меня с тех пор, как я был принят на работу к вашим коллегам. — Маклеод осторожно провел кончиком языка по губам, словно желая удостовериться, что они по-прежнему остаются на своем привычном месте. — Нет нужды перечислять те духовные, моральные и, более того, психологические кризисы, которые я пережил за это время. Достаточно сказать, что в конце концов, осознав свое положение, я принял решение уйти — уйти, не прощаясь и взорвав за собой все мосты.
