Геер и я не перестаем поражаться лепчасами. У нас не укладывается в голове, что эти люди добровольно пришли к нам на службу, что они последовательно исполняют все наши приказы со страдальческими отрешенными лицами. При этом они выносливы, как кошки. Даже наш повар, сам из лепчасов, и непалец Мандхой хором утверждают, что никогда с подобным не сталкивались. При этом, несмотря на то что оба не несут никакой поклажи, они еле держатся на ногах.
Под вечер мы достигаем новой климатической зоны, и растительность меняется. Заросли бамбука, которые до этого момента простирались насколько хватало глаз, становятся редкими. Все чаще попадаются рододендроны, чья высота составляет 8—10 метров, а листья по своему размеру достигают 40 сантиметров в длину и 15 сантиметров в ширину.[108]Они приедают окружающей местности зловещий и унылый вид. Их полуметровые в обхвате стволы извиты и изломаны настолько причудливо, что не можешь избавиться от мысли, что ты попал в сказочный лес. Все напоминает о заколдованных чащах из наших детских историй, где тайком под корнями вели свое незаметное существование забавные кобольды и хитрые гномы.
Как только солнце стало садиться и коснулось крон деревьев, посреди нашего пути выросла огромная скала. В ней виднелась пещера. Наломанные и засохшие ветви у входа в пещеру говорят мне, то здесь когда-то ночевали охотники-лепчасы.
Именно здесь мы хотим разбить свой лагерь. Поэтому мы просто оставляем всю лишнюю одежду и предметы и, соблюдая все меры предосторожности, пробираемся вперед по крутому склону, чтобы забраться там на деревья и оглядеться. Там, на другой стороне ущелья, мы видим открытое пространство. Высоко над густой листвой сверкает белый снег. Самое удивительное состоит в том, что мы почти с высоты птичьего полета взираем на наш старый лагерь. К этому моменту мы поднялись на высоту около 3000 метров. Завтра нам предстоит подняться еще на 1000–1300 метров, чтобы достичь границы, на которой заканчиваются леса.
Чтобы быть более уверенным в завтрашних планах, я забираюсь на дерево еще выше. В самом деле, я вижу, как заканчиваются джунгли и моему взгляду предстают неслыханно дикие края. Слева внизу видно продолжение вчерашней теснины, которая возвышается как минимум на 2000 метров. Вся эта природная конструкция увенчана почти идеальной пирамидой. Вот она, священная гора лепчасов — Пиму Канчен!
Правая сторона долины представляет собой единый, голый каменный оползень, груду обломков скал, которая почти на тысячу метров поднимается ввысь по склону. Даже сейчас до меня доносятся звуки камнепадов и гром падающих глыб.
Через расколотую гору были видны горные дворцы, где, как я надеялся, на осеннее стойбище остановятся шапи. Так как там лежало еще не очень много снега, то можно было предположить, что эти животные не ушли в удаленные уголки джунглей. Буквально незадолго до этого мы нашли на одной квадратной глыбе большое количество старых экскрементов животных, что еще раз подтверждало мою версию. В сумерках уходящего дня я разрабатываю вплоть до мельчайших деталей план действий на завтра.
Это рискованный план, но он дает гарантию того, что мы сможем в кратчайшие сроки обнаружить места обитания разыскиваемого нами животного. Но здесь, наверху мы, вряд ли сможем находиться более четырнадцати дней, так как мы не предусмотрели трудностей, которые могут возникнуть с продовольствием.
Задание Геера заключалось в том, что он со своими туземцами должен был подняться еще на тысячу метров, пробиться через джунгли и хвойные леса, чтобы разбить новый лагерь как можно ближе к линии снегов. Кроме этого, он должен был подыскать ровную площадку, где вечером должны были расположиться я, Тимо и охотник-лепчас. Мне самому не оставалось ничего иного, как двигаться к находящемуся в серой тени оползню и преодолеть его.
Все было несложно в планах, но на практике осуществить данную затею оказалось не так уж просто. Никто из нас не имеет ни малейшего представления, возможно ли вообще пробраться наверх и поставить палатки в безопасном от камнепадов месте. Острожный лепчас пытается меня отговорить. Извергая целый поток слов, он пытается меня убедить в том, что несколько дней было бы целесообразно работать, выдвигаясь из данного лагеря. По-видимому, он боится, что мы причиним вред его шапи, а потому хочет предотвратить наш поход любыми средствами. С другой стороны, он находится под моим влиянием, а потому вряд ли решится обвести нас вокруг пальца. Это вдвойне сложно, так как я уже имею представление о том, в какой местности нам предстоит работать. Тимо, напротив, очень воодушевлен. Он отвергает все сомнения лепчаса о том, что там слишком опасно, что за линией снегов мы можем не найти воду. Тимо рвется в бой.
Ближе к ночи мы возвращаемся в лагерь у пещеры. Геер каким-то чудом умудрился поставить палатки посреди джунглей на крутом склоне. Под защитой крон деревьев, при свете разгорающегося костра наше жилище кажется каким-то уютным кукольным домиком. Скудный ужин сготовлен, и мы позволяем себе после тяжелых дневных трудов поболтать. После того как путевые дневники заполнены, а наш верный повар сообщил, что завтрак на будущее утро уже почти готов, мы, успокоенные, ложимся спать. Завтра будет не только очень тяжелый день, но и очень ранний подъем. Если мы, конечно, хотим справиться с заданиями, намеченными на будущий день. Ночь выдалась очень тихая.
Утром нас будит крик трагопанаш, который раздается совсем близко с лагерем. Мы поднимаемся с рассветом, чтобы начинать действовать. Предусмотрительно я упаковываю термос с еще дымящимся рисом и кроме прочего захватываю с собой еще два свитера. В этот день у меня гораздо больше шансов, что я буду ночевать в холодном снегу или в морозной пещере, нежели во влажных джунглях, как в эту ночь. Эти веселые перспективы отнюдь не портят нам настроения, а значит, не должны портить и сам день.
Кроме этого, мы преисполнены уверенности, и потому с чистой совестью готовы посвятить себя нашим заданиям.
Моим самым заветным желанием в этот день является намерение получить предельно ясный ответ на вопрос: есть здесь шапи или все-таки их здесь нет? Бодрые и целеустремленные, жадно вдыхая горный воздух, мы входим в ослепительно прекрасное высокогорное утро.
Когда после длящегося часами упорного карабканья наверх я присел на камень, чтобы отдохнуть, в спокойствии и невозмутимости рассмотреть дикий пейзаж, раскинувшийся вокруг меня, мне впервые в голову приходит осознанная мысль. Разве не чудо, что этот дикий благородный зверь Сиккима, шапи, до сегодняшнего дня совершенно ускользнул от наших английских предшественников? Один уже этот факт как нельзя лучше характеризует Сикким. Его дикие долины еще никогда не посещались белыми людьми. Отсюда даже орел вряд ли мог долететь за час до Золотого храма столицы.
Таким образом, эта маленькая страна самых возвышенных природных красот и самых больших контрастов остается все еще страной загадок и тайн. Как призраки, по джунглям бродят лепчасы, которые так строго оберегают свои тайны, будто бы речь идет об охране их королевства. Я мечтаю и слушаю нашего охотника-лепчаса, который в почтении преклоняется перед вершиной Пимпу Канчен. Для него она — божество. Оно охраняет шапи, животное тумана царства расколотых гор, зияющих трещин и необозримого великолепия цветов. Здесь голубые примулы распространяют свое колдовство небесного цвета даже в ноябре. Здесь бесформенные рододендроны имеют титанические размеры. Здесь обрывки облаков блуждают в бешеном танце, а холодные скалы звенят от бьющей их воды и грохота многочисленных камнепадов. Высоко над нами золотистый ягнятник плывет в кругах полета. Но мы должны идти дальше по селю, по камням, по оползням. Под нашими ногами исчезает зияющее ущелье, которое мы вскоре теряем даже из вида. Мы поднимаемся по крутым слонам и видим, как под нашими ногами вниз соскальзывают многотонные глыбы, которые утаскивают за собой лавину более мелких камней. Мы сидим, ползаем, ходим, но мы постоянно обыскиваем почву. Мы делаем это до тех пор, пока я, сияющий от счастья, не поднимаюсь, держа в пальцах темный волос шапи. У нас появляется новая надежда. Чем выше мы поднимаемся, тем живописнее становится пейзаж. Скалы вокруг такие чудесные, что это сложно себе даже представить.
