Жизнь этого епископа была озарена божественным светом. Какое он имел право судить человека, живущего в тени преисподней?
— Итак, вы желаете объяснить, как мне следует обращаться со своим сыном, — пробормотал он. — На каком основании, епископ? Сколько у вас самого сыновей?
— Им несть числа, милорд, ибо епископ — отец всей своей пастве. И даже королю.
Этельред потянулся к наполненному медовухой кубку и сделал долгий глоток. В этом и состояла беда со всеми епископами, а с этим особенно. Эльфедж полагал, что его сан дает ему право совать свой нос в королевские дела, которые, вне всякого сомнения, его не касались. Впрочем, епископ имел право высказать свое мнение, находясь в собственном дворце, и даже король, хотя бы из вежливости, должен его выслушать.
— Продолжайте, — сказал он.
— До меня дошли слухи, что Этельстан будет наказан за то, что покинул двор без вашего дозволения. Я понимаю, вы должны держать его в подчинении, но я вам настоятельно советую быть снисходительным. Его отъезд, я полагаю, был отчасти его вызовом.
— Вызовом? — Этельред едва не захохотал. — Из-за того, что я не одобрил его безумную идею переплыть Ла-Манш и сжечь воображаемый датский флот?
— Из-за того, что вы проявили к нему презрение на глазах всего двора. Он ваш наследник, милорд, и если вы не будете относиться к нему с уважением, то и вельможи в этом королевстве тоже не станут. Вы разрушаете его будущее.
— Вам нет нужды волноваться о его будущем, — фыркнул Этельред. Как раз сейчас он закладывал его фундамент. — Разве ваши попы-шпионы не доложили вам, что он делает на западе?
— Они сообщают мне, что он был занят ремонтом стен Эксетера, укрепляя защитные сооружения города на случай нападения…
— Чьего нападения? Датчане атаковали Эксетер два года назад, но не смогли взять его. Вы полагаете, они станут снова пытаться, надеясь на иной результат? Если они вообще ударят, то это будет намного восточнее, а там мои войска будут их ожидать. — Этельред снова приложился к своему кубку. — Ладно, допустим, Этельстан устраняет повреждения, нанесенные стенам города при последнем штурме, но главная его цель состоит не в этом. Там он заключает союзы, склоняет на свою сторону людей в западных графствах, уверяя их в том, что однажды он станет лучшим королем, чем я. — Он хмуро взглянул на Эльфеджа. — Его грехи, епископ, — гордость и честолюбие. Он считает, что может безнаказанно противиться воле своего отца и короля. Помяните мое слово: если я не буду постоянно его одергивать, придет день, и этот молокосос замахнется на мою корону.
Лицо Эльфеджа вытянулось от изумления.
«В этом-то, — подумал Этельред, — и заключается слабость Эльфеджа. Его собственная святость мешает ему увидеть грязные намерения других».
— Я думаю, вы его оговариваете, милорд, — возразил Эльфедж. — Я часто беседовал с Этельстаном…
Но Этельред уже его не слушал. Его внимание отвлек королевский посланник, который, войдя в зал, опустился перед ним на колено.
— В чем дело?
— Я приехал из Винчестера, милорд. С почтовым голубем из королевского поместья в Нортоне мы получили весть о том, что датский флот подошел к Эксетеру.
Король потрясенно уставился на курьера. Это невозможно. Он ведь был совершенно уверен, что Эксетеру из всех городов побережья меньше всего грозит опасность нападения викингов. Эмма собственноручно написала письмо брату, что отправится в свои личные землевладения. Несомненно, герцог Нормандии потребовал от своих союзников-мародеров не трогать пристанище сестры.
— К Эксетеру? — переспросил он, не веря своим ушам. — От управляющего королевы приходили какие-либо известия?
— Нет, милорд, до моего отъезда из Винчестера не приходили.
Этельред отпустил его, ощущая на себе тяжелый взгляд епископа.
— Это король Свен, как думаете? — спросил епископ.
Свен, король Дании, еще не отомстивший за смерть своей сестры. Само его имя витало в воздухе, как проклятье. Но он не мог в это поверить.
— Любой вождь викингов, который в состоянии снарядить драккар, может с горсткой таких же, как он, отправиться пиратствовать. Скорее всего, там полдюжины кораблей отчаянных мародеров, готовых грабить все, что подвернется под руку. Будем надеяться, что мой самонадеянный сын справился с задачей, за которую брался, и эти викинги расшибут себе лбы о городские стены. Так или иначе, — сказал он, поднимаясь, и сделал сигнал факелоносцу, — желаю вам спокойной ночи, так как на рассвете я должен возвращаться в Винчестер.
Эльфедж тоже встал, и теперь его гладкий лоб омрачала тревога.
— Но если это Свен… — начал он.
— Если это Свен, то он нас не пожалеет. Он заставит нас истекать сначала кровью, потом золотом.
«Если Свен ворвется в Эксетер, — подумал Этельред мрачно, — там он найдет английскую королеву».
— Молите небеса без устали, епископ, чтобы это было не так.
Глава 27
Графство Девоншир
Эмма не сводила глаз с дороги в том месте, где она выходила из деревни, затем, пересекая луг, скрывалась в лесу. Она мчалась туда во весь опор, и ветер ударял ей в лицо. Блея от страха, в разные стороны от нее разбегались овцы. Чувствуя, что Свен отстает, она возликовала. Прошептав молитву Богородице, она выкрикивала ободряющие слова кобыле.
Теперь деревушка была слева от нее, и Эмма направила свою кобылу наискось к дороге за последним домом поселения. Еще немного, и она завоюет свободу. Но, приближаясь к своей цели, она заметила еще одного всадника, вылетевшего из деревни с намерением преградить ей путь. Это был сын Свена. В отличие от своего отца он прекрасно управлял конем, его гибкий стан, казалось, слился со скакуном в одно целое.
Не сбавляя скорости, она отклонилась вправо, в сторону от утоптанной дороги, и теперь направлялась прямо к лесу через луг. Если она сможет опередить его, то шанс уйти у нее останется, поскольку ее лошадь быстрее. Деревья уже маячили прямо перед ней, и, притормаживая Энжи перед тем, как въехать под их сень, Эмма заметила, что юноша направил своего коня с дороги вслед за ней.
А потом она оказалась под деревьями, пригибая голову пониже, чтобы несущиеся навстречу ветки не выбили ей глаза или вовсе не лишили жизни. Она доверила Энжи выбирать дорогу, но кобыла вдруг резко остановилась перед скалистым обрывом, и Эмма громко закричала в отчаянии. Далеко внизу в глубоком ущелье бурлила речка. Она не стала тратить время на то, чтобы оценить расстояние, а соскочила с седла. Схватившись за узду, она повела Энжи к крутому краю, но внезапно рядом с ней вырос юноша, и тонкие длинные пальцы сомкнулись у нее на запястье.
Она вырвала руку и обернулась к нему, угрожая ножом.
— Ты меня отпустишь!
Он опешил, но, как ей показалось, больше от того, что она заговорила с ним по-датски, чем от страха перед блеснувшим в ее руке лезвием.
