Но по лицу Бардзая Ленька видел, что все далеко не так просто и не сведется дело к проверке документов. Бардзай почти наверняка знал, с кем разговаривает. Не умеет притворяться рабоче-крестьянская милиция. Тем временем Адъютант медленно отошел в тень, опуская руку в карман за пистолетом.
Может быть, Бардзай притворялся и плохо, зато с бдительностью у него все было в полном порядке. Уловив движение Гаврикова, Бардзай мгновенно развернулся в его сторону и выстрелил. Гавриков от выстрела ушел, и в тот же миг выстрелил Ленька Пантелеев.
Бардзай резко откинулся спиной к полкам, стукнулся головой о каблук выставленного на продажу сапога, крякнул и повалился на пол. Ленька вскочил, бросился к двери. Продавец сел на корточки, обхватил руками голову и спрятал лицо в коленях. Тихо покачиваясь, он что-то шептал, а Бардзай с залитым кровью лицом неподвижно смотрел на него и ничего не слышал.
Гавриков пальнул в милиционера. По улице бежали люди, мелькнули в витрине. Затем разбилось стекло, пуля влетела в магазин, сделала заметную прореху в новом сапоге. Ленька выстрелил в милиционера, попал ему в руку. Тот успел ответить, но досадно промахнулся.
В окно и дверь магазина ворвалось еще несколько человек, и один из них, едва вбежав, разрядил маузер Леньке прямо в лицо. Пуля, однако же, лишь вскользь царапнула Леньке висок. Сразу побежала кровь, очень много крови, и Леньке залило левый глаз.
Продавец, сидя внизу, закашлялся. Этот мирный, никак не связанный с обстановкой боя звук вдруг удивил Леньку. Возможно, Пантелеев был единственным, кто его услышал. Адъютант продолжал стрелять. Еще два выстрела, и патроны кончились.
Ленька бросился к подсобке, где наверняка имелся черный ход. Лишь бы очутиться на улице, а дальше всегда можно уйти. Город поглотит свое творение, примет его и скроет от погони.
Но выхода из магазина «Кожтреста» не было. Навстречу Пантелееву через подсобку, стреляя, бежало еще двое. Леньке вдруг стало дурно. Вся левая сторона лица и груди были залиты кровью. Он качнулся, взялся рукой за стену, улыбнулся криво и страшно, и тут его повязали.
* * *
Иван Васильевич положил телефонную трубку медленно, как будто боялся неосторожным движением спугнуть или, того хуже, покалечить какое-то прелестное хрупкое создание. Потом так же медленно раздвинул губы в улыбке. Дзюба перестал мучить себя выведением букв на бумаге, поднял лицо от листка и позволил себе удивиться:
– Что с вами, Иван Васильевич?
– Пантелеев арестован, – ответил Иван Васильевич странно звенящим голосом.
– А! – удовлетворенно выговорил Дзюба и воспользовался поводом закурить. Как будто бы арест Пантелеева отменял необходимость предоставления начальству разных письменных рапортов.
Дзюбе хорошо, с завистью подумал Юлий, он верит в любую реальность, которую можно потрогать руками или пристрелить. А вот у Юлия гораздо более сложная душевная организация. Едва лишь пришло известие о Ленькином аресте, Юлий мгновенно понял, что безусловно разделяет веру Макинтоша в Фартового человека. До этого момента все-таки сомневался, а вот сейчас полностью осознал и прочувствовал.
Иван Васильевич с нежностью смотрел на телефон.
Юлий сказал осторожно:
– А это точно Пантелеев? Вдруг обознались?
– Точно, – ответил Иван Васильевич. – Его городовой опознал, когда он входил в магазин бывший «Бехли». Говорит, раньше уже встречал, так что тут без ошибки. Пантелеева взяли и Гаврикова. Везут в Первый исправдом.
Дзюба повернулся и с папиросой во рту сказал деловито:
– Надо остаток банды брать.
– Что вы предлагаете в качестве практических мер, товарищ Дзюба? – живо спросил Иван Васильевич.
– Да провести пару облав – и всех заберем, – уверенно сказал Дзюба. – Теперь-то, когда Пантелеев у нас, весь фарт от бандитов отошел, я так полагаю, и они к нам в руки, как яблочки, все посыплются!
– Фарт? – изо всех сил нахмурился Иван Васильевич. Юлий отлично видел, что начальник притворяется. – Что это еще за фарт?
– Неужто не слыхали, Иван Васильевич? – удивился простодушный Дзюба. – Про это все уже говорят. Будто бы Леньку Пантелеева ни пуля не берет, ни милиция схватить не может. Удача у него такая. «Фарт» по-ихнему. Только я с самого начала знал – ерунда все это. Не может такого быть, чтобы человек от женщины рожден и пуля бы его не брала.
– Вы, товарищ Дзюба, прямо в корень смотрите! – похвалил Иван Васильевич. – Проявляете себя истинным марксистом-материалистом. Пантелеев при аресте точно был ранен. Другое дело – постовой клянется, что в самую середину лица ему стрелял, а царапнуло только сбоку, но ведь у постового и рука могла дрогнуть. Постовой хоть и верный Революции человек, но психологии подвержен.
– Вот и я так думаю, – сказал Дзюба, нимало не смущаясь. – Раз уж Пантелеева подстрелили и взяли, значит, других и подавно возьмем.
* * *
Первый исправительный дом, по-другому «Кресты», кирпичный и красный, по виду со стороны был похож на завод или фабрику, только без труб. Ленька странно, мелко посмеивался, когда его вели под усиленной охраной – из мотора через дорогу в ворота и потом через двор. Охранник несколько раз подталкивал его, сердясь. Из-за крови, непрерывно текущей из раны на голове, Ленька плохо видел и потому спотыкался, но про доктора даже не заговаривал. Надо будет – пришлют, а не надо – так заживет.
– Да иди же ты, – с досадой сказал наконец конвоир. – Что ноги волочишь? Больно тебе небось?
Ленька вдруг повернул к нему двухцветную красно-белую маску лица, раскрыл ярко-синий глаз и отчетливо проговорил:
– Зря стараешься. Я ведь здесь ненадолго.
