— Юрий? — прошептала Роксана, и ей показалось, что ее голос раскатился по окрестностям. Перед глазами у нее плясали черные пятна, и она чувствовала, что вот-вот потеряет сознание. — Ты меня обманул, когда я спросила, не мой ли это сын!
— Я поступил так, как нужно было поступить. Я сделал это, чтобы защитить его.
— От кого? От меня?
— Что ты сказал? — спросил Юрий. — Она…
— Ты законнорожденный сын принцессы Роксаны и царя Александра Македонского, — сказал Кайан. — После своей матери ты являешься наследником Завоевателя, а также трона Бактрии и Согдианы.
Ветер трепал волосы Роксаны и бил в лицо, когда она ехала вслед за Тизом и проводником по узкой горной тропе. Камни крошились под копытами верблюдов, а гора была так близко, что поклажа задевала о нее. Если бы верблюды оступились, то упали бы в ущелье. Вал и Юрий ехали вслед за Роксаной, Баман и Хомиджи замыкали шествие.
Гнев Роксаны быстро прошел. Много лет назад она заставила Кайана поклясться, что он будет защищать сына Александра ценой своей жизни, поэтому ей нельзя было винить его за то, что он поступал так, как считал нужным. Ведь она сама подменила принца на найденыша. Она намеренно рисковала маленьким Цандером, чтобы спасти Юрия.
Она жила ради встречи с сыном долгих восемь лет, а сейчас, когда обрела его, живого и здорового, могла думать лишь о Кайане, о том, что его ждет смерть в неравном бою, о том, что ее прощальные слова, обращенные к человеку, которого она любила, были злыми.
Что касается Юрия, то он не говорил с ней, даже не смотрел на нее, когда они покинули лагерь. Все, что думал, он держал при себе, и это заставляло ее опасаться, что они с Кайаном уничтожили всякую возможность наладить нормальные отношения с Юрием и Валом.
Через час, когда они были еще недалеко от лагеря, их догнал один из воинов Кайана. Они не смогли сразу остановиться. Им пришлось ехать дальше, пока они не увидели достаточно широкое место, чтобы спешиться. Тиз побежал навстречу товарищу.
— Что там? — спросила Роксана, когда он вернулся.
— Кайан получил послание от царя Птолемея. Наш повелитель хочет, чтобы вы прочитали его и дали ответ.
Ее сердце бешено колотилось. Кайан все еще жив. Он был жив, когда отправлял гонца. Может, еще можно было… Но когда она развернула свиток, все ее надежды рухнули.
— Что там написано, госпожа? — спросил Тиз.
— Птолемей сделал щедрое предложение. Если мы сдадимся и я соглашусь стать его женой, он простит Кайана и детей.
Тиз зло рассмеялся.
— Ну да, как же! — скапал он. — Это произойдет не раньше, чем он сделает меня главной наложницей. А Хомиджи и Вамана поставит охранять свой гарем.
Хомиджи поддержал его.
— По крайней мере, Птолемей не утратил способности шутить.
— Он лжет, — сказал Вал.
В глазах Юрия возникло мрачное выражение, какое Роксана не раз замечала у Александра. Она поразилась, как ей удавалось не замечать этого раньше.
— Если бы брат Птолемея предложил такие условия, — сказала она, — то сдержал бы слово, кем бы Александр ни был, он всегда дорожил своей честью!
— А Птолемей? — спросил Вал.
— Я не знаю, — честно ответила Роксана. Но мне известно, что твой дед, царь Филип Македонский, мог не сдержать слово, данное хоть самому Зевсу, если это сулило прибыль.
— Думаю, это значит, что нам нужно продолжить свой путь, — сказал Тиз.
— Нет, это означает, что вы едете дальше без меня, — сказала Роксана. — Я возвращаюсь к Кайану.
Тиз встал перед ней, преграждая путь.
— Я так не думаю!
— Ты должен спасти Вала и Юрия, — сказала она, — Если Птолемей согласен торговаться, мы сможем выиграть время.
— Ты веришь ему, да? — спросил Вал.
— Я не знаю. Но я чувствую, что если поеду с вами, то буду жалеть об этом всю жизнь. Может, еще можно спасти Кайана, спасти всех нас. Если Птолемей торгуется, значит, он не уверен, что мы у него в руках.
— Я не могу отпустить вас, — сказал Тиз, — Мой повелитель приказал мне, чтобы я…
— Да, он отдал такой приказ, — согласилась она. — Но это было до послания Птолемея. Сейчас все изменилось.
— Я могу заставить вас следовать за нами.
— И что ты сделаешь? Ударишь меня? Будешь драться со мной? Я твоя принцесса, а не узница.
— Мой повелитель сказал, чтобы…
— Принц Кайан — мой муж. И если я смогу спасти его, то сделаю это. А если ты не позволишь мне сделать попытку, то лишишь его последней возможности спастись. Ты сам знаешь, что он собирается сделать. С ним меньше двадцати воинов. А сколько врагов? Тысяча? Две тысячи? Даже спартанцы не справились бы при столь неравных силах.
— Но вы же только женщина…
— Ты сам знаешь, Тиз, что у меня сердце воина. Не надо меня недооценивать. Александр недооценил меня и после пожалел об этом.
Военачальник Кайана задумался, потом улыбнулся и прижал кулак к сердцу в знак воинского приветствия.
— Задайте им там жару, ваше высочество! — сказал он. — Да защитит нас Ормазд от гнева Кайана, если с вами что-то случится!
Она оглянулась на Вала и Юрия.
— Помните, что я люблю вас обоих, — сказала она. — Не забывайте об этом никогда.
— Не уезжай, — попросил Вал. — Не надо.
Когда она шла назад по горной тропе, то долго вслушивалась, надеясь услышать голос Юрия. Но слышала лишь скрежет камней и крик сокола…
Глава 28
— Что ты здесь делаешь? — спросил Кайан, когда Роксана появилась вместе с гонцом. — Ты решила принять условия Птолемея? Ты вернешься к нему?
Он стоял, не двигаясь и не решаясь даже вдохнуть. Он потерял ее! И уже не важно, будет ли она египетской царицей, женой Птолемея, или он погибнет здесь и никогда больше не познает радости ее любви.
Она подошла к нему, но не обняла его, а только коснулась его щеки кончиками пальцев.
— На тебе знак грифа, — сказала она так тихо, что никто из солдат не услышал. Она отвела руку и посмотрела на голубую краску, оставшуюся на пальцах. — Это клятва героя…
Он посмотрел ей в глаза, и огромное горе, написанное в них, потрясло его. Он набрал воздуха и сказал:
— Я поклялся, что вступлю на этот путь, и мои воины тоже. Царский дом Бактрии и Согдианы выстоит!
— Вы все погибнете ради меня.
— И ради Александра, твоего сына… нашего сына.
Она посмотрела на воинов и увидела, что они тоже приняли клятву героев. Каждый поклялся быть рядом с Кайаном и сражаться до последней капли крови.
Глаза Роксаны заблестели, но она сдержалась.
