Пьета поняла, что больше не в силах это вынести. Вскочив с места и отодвигая с дороги стулья, она со всех ног бросилась к дверям.
— Здравствуйте. Вы, должно быть, Изабелла. — Она расцеловала тетку в обе щеки. — Я Пьета, ваша племянница. Добро пожаловать в «Маленькую Италию».
— Спасибо, — с запинкой проговорила Изабелла по-английски. — Я до сих пор не уверена, что нам следовало приезжать. Но так захотел мой сын Беппи, и я подумала, что он заслуживает того, чтобы познакомиться со своей семьей.
Она посторонилась, и вперед выступил темноволосый юноша. Пьету поразило его сходство с ее отцом: таким он выглядел на старых фотографиях. Она поздоровалась с ним, потом повернула голову, ища глазами сестру.
Адолората, радостно улыбаясь, уже спешила им навстречу.
— Я так рада, так рада, что вы приехали. Я боялась, вы передумаете. — Она протянула руки и обняла их.
Теперь они всей компанией повернулись к Беппи, чтобы увидеть его реакцию. Он по-прежнему смотрел на них, не шевелясь и не говоря ни слова.
— Ну же, смелее, подойдите и поздоровайтесь с ним, — ободряла Пьета. — Он этого очень хочет. Его удерживает только гордость.
И тогда Изабелла заговорила с отцом на диалекте, показавшемся Пьете намного более резким и гортанным в сравнении с привычным ей итальянским, и совершенно непонятном. Поначалу его лицо сохраняло каменное выражение, но потом, когда она повела рукой в сторону сына и Беппи хорошенько рассмотрел его, он смягчился.
— Поглядеть на тебя, так ты вполне мог бы быть моим сыном, а не сыном Джанфранко, — в изумлении сказал он. — У тебя мое лицо и мое имя.
— Я так рад, что мы, наконец, с вами встретились. — Итальянский юноши был безупречен, но от застенчивости он говорил так тихо, что Пьете приходилось напрягать слух, чтобы разобрать его слова. — Всю жизнь мама рассказывала мне истории о вашем детстве в Равенно.
Неизменно предупредительный Федерико принес еще стулья, и они все вместе втиснулись за один стол. Вскоре перед Изабеллой и молодым Беппи, как и перед остальными гостями, уже стояли бокалы с вином и тарелки с едой. Пьета чуть не потеряла сознание, почувствовав облегчение. Самый сложный момент остался позади. Теперь она может расслабиться.
Через час разгоряченная и объевшаяся Пьета выбралась на улицу. Она решила ненадолго покинуть праздник и пройтись по улице, чтобы переварить пищу. Но не успела она выйти из «Маленькой Италии», как наткнулась на Микеле. Он, должно быть, только что закончил работу и теперь стоял у дверей, разглядывая ресторан, полный гостей, среди которых было немало его друзей и соседей. Он приветливо улыбнулся, увидев Пьету.
— Мой брат там? — спросил он.
Пьета кивнула:
— Они прибыли недавно.
— Ну и как все прошло? Как принял их твой отец?
— Сначала он был поражен, но потом, по-моему, обрадовался. По крайней мере, я очень на это надеюсь. У него сегодня выдался очень напряженный день.
— Ладно, мне пора, — с грустью сказал Микеле. — А ты передай сестре мои поздравления.
— Нет, останься! — Эти слова вырвались у Пьеты прежде, чем она успела подумать.
Он покачал головой:
— Там у вас все так хорошо. Я не хочу создавать проблем.
— Идем со мной. Посидим вместе на улице. Я попрошу Федерико принести тебе бокал вина и что-нибудь перекусить. И еще я шепну твоему брату, что ты здесь. Неужели ты не хочешь с ним поздороваться?
— Да, разумеется, но только если ты уверена, что…
Пьета улыбнулась:
— Да, я уверена. Абсолютно уверена.
Он с некоторой неохотой проследовал за ней через увитую цветами свадебную арку и присел за уличный столик.
Зайдя внутрь, она сначала разыскала Федерико, а потом подошла к столику родителей. Отец сидел рядом с юным Беппи. Его лицо выражало неподдельное сожаление и печаль.
— Я тебя не знаю, — услышала она его слова. — Я тебя совсем не знаю.
Она быстро прошептала что-то на ухо юноше, а потом вернулась на улицу, чтобы посидеть с Микеле на свежем воздухе. И теперь, потягивая вино и прислушиваясь к доносившемуся изнутри праздничному гомону, она размышляла над тем, как эти люди изменят жизнь ее семьи, в которой и без того за последние недели случилось столько перемен.
Пьета никак не ожидала увидеть такую сцену. Внутри «Маленькой Италии» официанты убирали столики, в то время как засидевшиеся гости допивали вино или дотанцовывали последний танец. А снаружи за одним столиком собрались папа, кузен Беппи и Микеле. Перед ними стояла початая бутылка бренди, и все трое дымили толстыми сигарами. Папа, более чем разгоряченный от выпитого шампанского, был в ударе и охотно делился с молодежью воспоминаниями юности.
Сначала, увидав, как Пьета мирно беседует с Микеле за уличным столиком, он пришел в ярость.
— И что же он тут делает, а? — зашипел он на дочь.
Но молодой Беппи остановил его; он поднял руку и быстро сказал:
— Он мой брат, zio[45]. Он пришел повидаться со мной.
Казалось, у отца разом пропало всякое желание негодовать. Он позвал Федерико, велел принести им бренди и сигар и сел с ними за столик.
— Когда мне было столько же лет, сколько тебе, — начал он, кивая на Беппи, — я во всем брал пример с Джанфранко. Много лет я буквально боготворил его. Оглядываясь назад, я вижу, что он никогда этого не заслуживал. Даже когда мы были детьми, его истинный характер видели все, у кого были глаза. Все, кроме меня, разумеется. Я повсюду следовал за ним по пятам, подражал ему, делал такие вещи, вспоминать о которых мне даже теперь стыдно… Сначала это были обычные шалости — постучать, например, кому-нибудь в дверь, а потом опрометью броситься прочь, или спрятаться и окатить прохожего водой из водяного пистолета. Не сомневаюсь, что все мальчишки хоть раз в жизни проделывали подобное. Но когда мы подросли, Джанфранко захотелось во всем на шаг опережать меня. Мы воровали у тех, кто был беден. Так, ерунду, нам ничего из этого было не нужно, — просто ради азарта. Мы убивали мелких животных и птиц, притворяясь, будто мы охотимся, хотя теперь я понимаю, что на самом деле за этим стояло нечто более серьезное.
Никогда прежде Пьета не слышала от него ничего подобного.
— Наверное, он хотел показать свою власть, — предположила она.
— Точно. — Отец глубоко затянулся сигарой. — Власть надо мной и над всем миром.
Микеле внимательно слушал его, не меняя выражения лица.
— Вы, наверное, много размышляли над этим спустя годы, да? — негромко спросил он.
Беппи встрепенулся; похоже, он забыл, что беседует с сыном Джанфранко.
— У меня на это было много времени, — ответил он так же негромко, — нет, я не винил во всем только твоего отца. Я вполне мог бы сказать «нет». Идти своей дорогой. Но в Равенно заняться было нечем, а Джанфранко всегда создавал какое-то оживление. Я был слишком наивен, чтобы понять, что в один прекрасный день он начнет войну и против меня. Это потом он причинил мне столько зла: пытался украсть у меня Катерину, добился, чтобы меня уволили с работы. Очень долго я злился на него, но теперь вижу, что этим он грешил с самого начала. Он никогда не был мне тем другом, какого я хотел бы в нем видеть.
