Как мы делаем больно
Тем, кому дарим небо...
“Я мучила его своими перепадами настроения, ревностью, он извелся со мной. А напоследок еще и унизила”.
— Я не хочу делать тебе больно! — закричал Игорь, перекрывая голос певца. — Я же люблю тебя и не хочу тебя терять, пойми ты это! Я всегда хотел только, чтобы тебе было хорошо!
Лариса наконец услышала его и подняла голову:
— Да? И сейчас хочешь?
Казанова рывком сдернул ее на пол — и снова это бешеное сплетение тел, тугой клубок отчаяния, горечь потери и страх потерять любимого человека.
Эта пронзительная страсть, которая дала им и величайшее наслаждение, и так больно ранила...
И снова, как два дня назад, они лежали, обессиленные физически и морально, тяжело дыша и еще не понимая, изменилось ли что-то, обрели ли они снова друг друга, или это была всего лишь последняя конвульсия их агонизирующей страсти.
— Я не хочу тебя терять, — тихо сказала Лариса.
— Я тоже не хочу тебя терять. Я вернусь через несколько дней. Мне нужно побывать в Нью-Йорке, Сиэтле и Детройте, но я сделаю все дела так быстро, что ты даже не успеешь соскучиться по мне.
— Успею. Я все равно успею соскучиться, даже если ты улетишь всего на два дня.
— Тогда я постараюсь сделать все за один день.
Она наконец улыбнулась:
— Врун ты, мой любимый Казанова. Слетать за один день в Штаты, побывать в трех городах и вернуться невозможно.
— Это единственный раз, когда я тебе соврал.
— Я знаю.
— Ты веришь, что я действительно сделал все, чтобы не лететь в эти проклятые Штаты?
— Верю, конечно. И благодарна тебе, что ты мне не сказал о предстоящей поездке. Хорошо, что я этого не знала. Эти три с половиной недели были самыми счастливыми в моей жизни.
— Почему были? У нас еще будут счастливые недели, месяцы и годы. Целая жизнь.
— И ты ко мне вернешься?
— А куда же я денусь?
— Тогда я буду тебя ждать и скучать по тебе.
— Жди. Только когда очень сильно соскучишься, разозлишься на меня и тебе станет очень плохо, одиноко и тоскливо — никому не звони, чтобы он тебя трахнул, ладно?
— Не буду. Мне никто не нужен, кроме тебя. Да и кто сможет с тобой сравниться, мой любимый Казанова?! Лучше я подожду, когда приедешь ты. Только ты возвращайся, ладно?
— Я вернусь. Обязательно. Казанова еще ни разу не нарушал своего слова.
— Я всего боюсь. Пока здесь сидела, каких только страстей не напридумывала: или самолет взорвется, или террористы его захватят, или тебя возьмут заложником, или будет автокатастрофа, или небоскреб рухнет, или трос у лифта оборвется, или на тебя на улице нападет какой-нибудь псих.
— Не бойся. Ничего со мной не случится. Я везучий.
— Все равно боюсь. Пожалуйста, возвращайся. Я умру без тебя. Правда. Я уже столько раз умирала, когда думала, что тебя потеряла, но ты меня воскрешал. Если тебя не будет рядом, некому будет меня воскресить.
— Больше я никогда не сделаю тебе больно.
— Когда я ставила эту песню, то имела в виду, что это я причинила тебе боль. Прости меня, мой любимый.
— Мне не за что тебя прощать, ты никогда не причиняла мне боли.
— Я разбила тебе бровь. Теперь поедешь в Америку с этим пластырем, как хулиган.
— Да это пустяк. Я же тебе сказал — ты можешь делать со мной все, что угодно, только будь со мной.
— Но я ударила тебя по лицу, это так унизительно. Когда ты сказал, что у тебя болит внутри, я решила, что у тебя болит душа.
— Когда женщина с такой страстью тебя бьет, то этим можно только гордиться. Только любя, можно так яростно ненавидеть.
— Казанова, я люблю тебя. И я твоя.
— Я люблю тебя, моя принцесса. Я твой. Мы всегда будем вместе.
Он поднял ее на руки и отнес в постель.
— Во сколько вылет? — тихо спросила Лариса.
— В шесть сорок.
— У нас осталось всего полчаса. Ты собрал вещи?
— Нет, но я не хочу тратить на это время. Куплю все там. Эти полчаса я хочу побыть с тобой.
— А документы?
— Сергей привезет в аэропорт все документы и билет. Я же все отдал ему. Ведь я оптимист, до последней минуты верил, что у него получится с визой.
Потом они лежали молча, просто прижавшись друг к другу и думая каждый о своем.
Казанова думал о том, что для него нет ничего дороже этой женщины, которую он сейчас обнимает, но уже через несколько часов она останется одна и на нее накатит такая волна отчаяния и одиночества, что ей, может быть, снова захочется совершить безрассудный поступок, чтобы хотя бы временно забыться. И тогда Лариса может набрать чей-то номер и сказать: “Приезжай”.
И он ее потеряет. Даже если тот мужчина ничего не будет значить в ее жизни, но после этого Лариса уже никогда не сможет так искренне сказать ему: “Я твоя”, потому что не умеет лгать.
Да и она ему нужна вся. Игорь Северин всегда был максималистом — ему нужно было все или ничего.
Лариса думала о том, что их пронзительная страсть длилась всего несколько недель и что она многое предчувствовала. Она говорила с Казановой о фильме “Девять с половиной недель” и уже тогда чувствовала, что что-то их объединяет с героями этого фильма. Там тоже — утонченный секс, которым герой околдовал героиню, и тоже трагический финал.
Ее любимый Казанова, который мчался к ней сломя голову, забыв все, впервые не бросил дело ради нее и улетает, хотя из-за этого чуть не потерял ее и рискует потерять.
Он мог бы остаться с ней. Любую поездку, какой бы важной она ни была, можно перенести, отложить, отменить, если на кон поставлена такая высокая ставка.
Казанова отдавался ей со всей страстью своей сильной натуры, и три с половиной недели для него не существовало никого и ничего, кроме Ларисы. Он мог бы отказаться от поездки, даже если бы из-за этого сорвался контракт.
Но не отказался.
Лариса подняла голову и посмотрела на настенные часы. Пора.
— Я тебя отвезу в аэропорт.
Они молча оделись. Лариса натянула разорванные колготки на голое тело. Плевать. Уже не до таких мелочей.
Игорь взял свой “дипломат”, и они вышли из квартиры. Пришлось опять будить спящего консьержа, чтобы забрать ключи от “мерседеса”.
Всю дорогу до аэропорта они ехали молча. Не хотелось ничего говорить. К чему слова? Уже все сказано. Тревожно, неспокойно на душе, но уже ничего невозможно изменить.
В аэропорту их ждал Сергей, он суетливо передал шефу документы и билет. Казанова молча взял и посмотрел на своего зама таким взглядом, что тот виновато отвел глаза, поспешно попрощался и тут же ушел.