Стоя снаружи у открытой дверцы экипажа, Лусиус крепко сжал обе руки Фрэнсис, поднес одну ее руку к губам и несколько секунд держал там, закрыв глаза.
– Au revoir, любовь моя, – сказал он. – Благополучной поездки. Постарайся не переутомляться в работе.
Она подняла на него свои темные глаза, огромные и выразительные, словно хотела впитать в себя его образ, чтобы на весь остаток дня утолить свою жажду.
– Прощай, Лусиус. – Фрэнсис с трудом перевела дыхание. – Прощай, мой самый дорогой.
Она высвободила руки и, без его помощи сев в экипаж, принялась раскладывать свои вещи, пока он закрывал дверь. Она не подняла голову и тогда, когда он кивнул Томасу и старинный экипаж тронулся с места.
Фрэнсис сидела, опустив голову, пока экипаж не начал поворачивать на дорогу, и только в последний момент торопливо выпрямилась и подняла на прощание руку.
Это не окончательное прощание.
Лусиус не собирался больше говорить ей «прощай», но все равно, когда он шел к своей двуколке, усаживался на высокое сиденье и брал вожжи из рук Питерса, он чувствовал, что это похоже на «прощай», и был на грани слез.
– Держись крепко, – предупредил он Питерса, забиравшегося на задок. – Как только мы выедем на дорогу, я пущу лошадей в галоп.
– Я бы тоже так сделал, хозяин, – отозвался Питере. – Тот, кто не слишком доволен провинциальным завтраком, хотел бы в полдень поесть в Лондоне.
Лусиус стегнул лошадей.
Глава 25
По прошествии двух недель после дерзкого заявления Лусиуса в гостиной Маршалл-Хауса нигде не появилось объявления о помолвке виконта Синклера, и тогда леди Балдерстон рядом намеков и иносказаний ясно дала понять леди Синклер, что если виконт Синклер соизволит принести подобающие извинения, к нему отнесутся с пониманием и он получит прощение. И помимо этого было сказано, что половина джентльменов, присутствовавших на концерте, влюбились в мисс Аллард, а общеизвестно, что виконт Синклер часто высказывается и поступает не подумав.
Когда в течение еще двух недель таких извинений – и, кстати, вообще никаких извинений – принесено не было, распространились слухи, что леди Порция Хант отвергла сватовство виконта Синклера ради ухаживаний не менее выдающейся личности – маркиза Эттингсбороу, сына и наследника герцога Энбери, и эта новость внезапно стала центром внимания всех великосветских лондонских гостиных. А затем, как доказательство того, что слухи не были ложью, их везде стали видеть вместе – катающимися в Гайд-парке, сидящими рядом в театральной ложе, танцующими вдвоем на различных балах.
Между тем Лусиус не терял зря времени, хотя и был не столь деятелен, как обычно. Много часов подряд он проводил в покоях дедушки, сидя или у его постели, или в личной гостиной, когда пожилой джентльмен чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы встать.
В день своего возвращения в Лондон Лусиус, узнав от врача, что граф перенес еще один небольшой сердечный приступ, сел рядом с кроватью дедушки.
– Дедушка, мне жаль, что я не приехал раньше, – сказал Лусиус, обеими руками растирая его холодные слабые руки. – Я проделал полдороги до Бата и обратно.
Дедушка слабо улыбнулся ему.
– Вчера днем, нанеся визит миссис Мелфорд и мисс Дрисколл, я узнал, что Фрэнсис только что уехала в Бат, и отправился за ней, – объяснил Лусиус.
– Значит, она все-таки не захотела петь, несмотря на всю настойчивость Хита? – спросил граф.
– Нет. Она учительница, и в данный момент школа, ученики и друзья-учителя для нее важнее, чем все остальное. Она не хочет надолго оставлять их.
– И она не хочет быть с тобой, Лусиус? – спросил дедушка, не сводя глаз с лица внука.
– Хочет. Она так же безумно хочет быть со мной, как я с ней, но она не верит, что достойна меня.
– И ты не сумел убедить ее в обратном? – усмехнулся старик. – Должно быть, ты лишился своей хватки, мой мальчик.
– Нет, сэр, не сумел, потому что у меня не было доводов. Она не выйдет за меня замуж, если я не получу благословения всей своей семьи. – Граф закрыл глаза, а Лусиус продолжал: – Она так же хорошо, как и я, знает, что вы всей душой за то, чтобы я женился на Порции.
– Многие годы Годсуорти и я говорили об этом как о желанном событии, – сказал его дедушка, снова открыв проницательные глаза. – Но вернись мысленно назад к рождественским праздникам, Лусиус, когда я сказал тебе, что выбор невесты принадлежит исключительно тебе самому. – Брак это интимные отношения тел, мыслей и даже душ. Он может доставить много радости, если партнеров связывают дружба, привязанность и любовь, и много страданий, если все это отсутствует.
– Значит, вы не расстроитесь, если я не женюсь на Порции? Честное слово, я не могу этого сделать. Она безукоризненна во всех отношениях, но я не могу.
– Если бы я был молодым человеком, – снова тихо усмехнулся граф, – и еще не встретил твою бабушку, Лусиус, то, несомненно, сам бы влюбился в мисс Аллард.
– Она получила домашнее воспитание, но после смерти отец не оставил ей денег, и она попала не к кому-нибудь, а в руки леди Лайл и Джорджа Ролстона. Он вынудил ее подписать контракт, обещая устроить карьеру певицы. Сэр, вы можете себе представить, какие выступления он находил для нее, – они были менее чем пристойны. Некоторое время он и леди Лайл брали у нее деньги – как они говорили, чтобы расплатиться с долгами. Фонтбридж ухаживал за Фрэнсис, но графиня была слишком фанатична, чтобы доброжелательно отнестись к браку сына с дочерью французского эмигранта. А затем леди Лайл приложила руку, чтобы разорвать эту связь, так как, несомненно, испугалась, что лишится дохода – Фонтбридж сказал Фрэнсис, что после их свадьбы она больше не должна петь. Леди Лайл накапала яда в ухо графини Фонтбридж, но переборщила. Графиня не только угрозами вынудила Фрэнсис порвать с Фонтбриджем, но и заставила ее полностью отказаться от той жизни, которой Фрэнсис жила. Не сказав никому ни слова, Фрэнсис уехала в Бат и с тех пор уже три года преподает там.
– Я еще больше восхищаюсь ею, – сказал граф. – А то, что она сейчас вернулась в Бат, Лусиус, вместо того чтобы позволить Хиту и нам увлечь ее своим энтузиазмом, подтверждает стойкость и силу ее характера. Она мне все больше и больше нравится.
– Тот яд, попавший в ухо графини, больше всего тревожит Фрэнсис. По ее мнению, это главным образом и лишает ее права стать моей женой. Как оказалось, Фрэнсис не дочь Алларда, хотя он женился на ее матери еще до рождения Фрэнсис и, вступая в брак, уже знал, что его будущая жена носит ребенка от другого мужчины. Фрэнсис не знает, кто ее настоящий отец, но полагает, что он итальянец, как и ее мать. Аллард признал ее при рождении, воспитывал как собственную дочь и так и не сказал ей ни слова правды. Но он рассказал правду миссис Мелфорд и мисс Дрисколл – и леди Лайл, которая, как я думаю, была его любовницей. Таким образом, по закону Фрэнсис законнорожденная.
