— Рад стараться. Тебя послушать — мы отлично поразмялись.
— Нет, Джек Нимит. Не отлично. Безупречно и поразительно.
— Преувеличиваешь, док.
— Не имею такой привычки. Честно, мне понравилось. — «И сейчас, и раньше», — добавила она мысленно. — Ты отличный любовник, правда. Однако вскоре предстоит серьезно подумать над тем, куда это все нас заведет.
— А в чем проблема?
Одним взмахом руки она поправила волосы.
— Мой возраст, местожительство, семейное положение, род занятий. — Она натянула носки. — Маккензи уверен, что это всего лишь интрижка.
Нимит помрачнел.
— Ты говорила с ним… о нас?
— Скорее, это он со мной говорил.
— Когда?
— На днях, перед поездкой к полынье.
— Если он захочет поговорить с тобой еще раз на эту тему, я хочу присутствовать.
Она посмотрела на него.
— Ладно.
— Обещаешь?
— Да. — Она поцеловала его в веко. — Подумай о нас, Джек. Хорошенько.
Он приподнялся и чмокнул ее в нос.
— Я уже подумал.
Час был возмутительно неподходящим для застолья — даже здесь, в учреждении, работающем круглосуточно. Время последней смены перевалило за половину, и в столовой никого не было, кроме русского адмирала.
— Сэр, — приветствовала его Джесси. — Как себя чувствует мой любимый пациент?
— Доктор Хэнли! — Лицо Руденко просветлело. — Прошу вас. — Он указал на стул за своим столиком.
— Я вам не помешаю?
— Ни в коем случае.
Хэнли присела.
— Я даже не знаю, зачем пришла сюда, — сказала она. — Я не голодна.
— Это хорошо. — Нагнувшись к ней, Руденко доверительно прошептал: — Не самый лучший повар.
Хэнли улыбнулась, узнав в адмирале себя, с недоверием взирающей на нечто напоминающее яичницу-глазунью.
Адмирал проверил, достаточно ли горяч кофейник.
— Хотите кофе?
Она кивнула:
— Спасибо. Как ваша лодыжка? Надеюсь, не боль — причина вашего бодрствования?
— Нет, у вас золотые руки. Мне гораздо лучше. — Он откинулся на спинку стула. — Я думал о прошлом, что в моем возрасте вполне естественно. А вам что мешает уснуть?
— Настоящее.
— Микроб?
— Мужчина.
— А… Да, тоже сложный организм.
— Мы с Джеком Нимитом… Мы увлеклись друг другом.
Руденко кивнул:
— Любовь… Это хорошо. Она и впрямь способна лишить сна.
— Надеюсь, что хорошо, — сказала Хэнли. — Мы принадлежим к совершенно разным мирам.
Руденко налил ей кофе и вновь наполнил свою чашку.
— Я был влюблен в англичанку, для меня — женщину из другого мира. Мы встретились на нейтральной территории, в Италии. Поверьте мне, национальные и идеологические различия не имеют значения.
— Почему же вы не остались с ней?
Руденко отхлебнул кофе.
— Ее муж был неизлечимо болен. Она не могла его бросить. В конце концов она вернулась в Англию — ухаживать за ним.
— И как вы пережили разрыв?
— Сначала был безутешен, потом успокоился. Я гордился ею. Она обладала такой… — Он замялся в поисках нужного слова.
— Силой характера?
— Да, правильно. Таким мужеством и способностью к самопожертвованию. Мне было больно видеть, что происходит, и все же я разочаровался бы в ней, если бы она поступила по-другому.
Руденко встретился взглядом с Хэнли.
— Нам повезло. Как бы ни было коротко время, что мы провели вместе…
— Вы потом с ней встречались?
— Однажды весной от нее пришла открытка с обратным адресом: «Гордон-Плейс, Лондон». Спустя много лет я отправился туда. Красивейший тупик. Неподалеку на газонах цветущие вьюнки и розы, церковь кармелитов, о которой она мне рассказывала. Сказочная улочка.
— И вы увиделись снова?
— Нет. Я даже не стал выяснять, живет ли она по указанному адресу.
— Почему вы не постучали в ее дверь?
— Жизнь редко расточает дары дважды. Мне не хотелось портить то, что когда-то между нами было. Я оставил все как есть.
Хэнли недоверчиво рассмеялась:
— Как это… по-русски!
— Да? А что предпринял бы в подобных обстоятельствах американец?
— Начал бы пускать фейерверки. Врубил бы музыку на всю улицу. Заорал бы, перебудив соседей. Вытащил бы ее на улицу.
— О-о…
— Американец не станет страдать молча, — заключила Хэнли.
Руденко погрозил ей пальцем:
— Это не страдание.
— Разве?
— Это жизнь. Жизнь обжигает — неизбежно.
— Неизбежны лишь смерть и налоги, адмирал.
— Смерть и налоги, — медленно повторил он. — Очень по-американски. В России многие умудряются вовсе не платить налогов. Я вот гадаю, разбогатеют ли неплательщики налогов настолько, чтобы найти способ обманывать и смерть?
Хэнли рассмеялась.
Руденко сказал:
— Вы светитесь, когда смеетесь, и выглядите такой юной.
— Спасибо, — смутилась Хэнли. — Адмирал, можно попросить вас об одолжении?
— Разумеется.
Хэнли вынула из кармана шаманский мешочек и показала Руденко надпись на кириллице.
— Это не по-русски, — озадаченно проговорил он.
— Да, надпись сделана на одном из местных наречий, но вашими буквами. Не могли бы вы прочесть ее вслух тому повару-алеуту? Мне необходимо выяснить, о чем здесь говорится.
Руденко сразу поднялся и, опираясь на костыль, пошел вместе с Хэнли на кухню. Хэнли объяснила повару, что ей нужно. Руденко размеренно, с певучей русской интонацией прочел слова. Алеут повторил их по-своему, со множеством щелкающих гортанных звуков.
— Имеет ли надпись какое-то значение?
— Конечно, доктор. Речь идет о… — как это называется? припарке из «растения-призрака». Трудно понять, рецепт это или предупреждение. Здесь лишь говорится, что растение очень сильное лекарство.
Хэнли поблагодарила повара и вместе с Руденко направилась к выходу.
— Вам это помогло? — спросил адмирал.
Хэнли помолчала, задумавшись о том, где погибшие ученые могли встретить «призрачное» растение в такое время года, если не в понго, и подразумевал ли шаман под призраком светящийся туман.
