Книга Нежная обманщица - Хизер Гротхаус

Шарль встал, но насмешливая ухмылка так и осталась у него на губах.

— О, конечно, отвечу. Интересно, как ты будешь доказывать мою вину? Расскажешь своему королю, что призрак помог тебе разгадать эту тайну? Ты станешь посмешищем всего Лондона!

— Посмотрим, — небрежно уронил Николас и убрал Симону с прохода, чтобы дать Бовилю пройти.

За дверью, в маленьком коридоре, ждал Жан Рено. По его лицу было ясно, что он слышал все признания Шарля.

— Жан! — Шарль побледнел, как полотно. — Фицтодд лжет. Я бы никогда…

Жан ударил Бовиля по щеке раз, второй, третий, пока его нос и губы не оказались разбиты в кровь. Старик прижал ладони к лицу.

— И этого человека я называл сыном! — горько воскликнул он, подавился от слез и плюнул убийце в лицо. — Иди наверх! — скомандовал он и подтолкнул Бовиля к трапу.

Ник за руку тащил за собой Симону. Когда все поднялись на верхнюю палубу, она была пуста, как он и просил. Ник бросил быстрый взгляд на корабль короля Вильгельма — там тоже на палубе ни души. Свидетелей нет.

Бовиль резко обернулся:

— Что это, Фицтодд?

— Это твой суд, — холодно ответил Николас. — А Симона и месье Рено — твои судьи.

И он указал на длинную доску, укрепленную сбоку от палубы, доска вела лишь в пустоту и глубокое синее море. Симона взглянула на Николаса:

— Я не понимаю.

— А я понимаю, дочка, — отозвался Жан. — В одном Шарль прав. Никто не поверит нашему рассказу о Дидье. Скорее всего, этого мерзавца признают невиновным и освободят.

— Нет! — закричала Симона. — Он должен заплатить за все. — Она посмотрела на Шарля и с удовольствием увидела страх в его глазах.

Жан подошел к дочери и взял ее за руку.

— Именно эту возможность и дал нам Николас. Возможность свершить суд — здесь и сейчас.

Симона посмотрела на Ника — не станет ли тот опровергать слова Жана.

— Симона, мы можем доставить его в Лондон, если ты решишь, что так будет лучше, — заговорил Николас. — Можем попытаться убедить Вильгельма, что он уже во всем признался. Я не стану тебя уговаривать, но прежде чем принять решение, знай, я подчинюсь любой твоей воле. — Ник, не отрываясь, смотрел в зеленые глаза Симоны своими синими глазами, так похожими цветом на море у него за спиной.

Он продолжал:

— Я люблю тебя, Симона. Моя гордость, мое дурацкое высокомерие и упрямство едва не лишили меня всего. Сейчас мне остается только надеяться, что самого дорогого я все-таки не лишился. Ты изменила мою жизнь. Я даже не подозревал, что не имею самого важного. Ты показала мне, что значит бескорыстная любовь: любовь к семье, к матери, к брату, страстная любовь к тебе. Я никогда не знал этого, пока не встретил тебя. Теперь у меня нет гордости — я бросаю ее к твоим ногам.

Симоне не хотелось говорить об этом сейчас, когда Шарль ждал решения своей судьбы. Но она понимала, что они с Ником стоят над пропастью, на пороге будущего, которое они встретят либо вместе, либо раздельно. Не стоит испытывать судьбу. Не время.

— А леди Ивлин? — спросила она наконец.

Николас нахмурился:

— При чем тут она? Я не люблю Ивлин и никогда не любил.

— Она любит тебя, — спокойно произнесла Симона. — Я прочла письма, которые она тебе написала. Она сожалела о своем выборе, просила прислать за ней в монастырь, чтобы вы могли пожениться.

Ник помотал головой:

— Это не имеет значения. Я люблю тебя. И всегда буду любить. До последнего дня.

Симона сглотнула.

— Ты уверен, Николас? Правда уверен?

— Я люблю тебя, Симона, — отчетливо повторил Ник. — Люблю больше всего на свете. Я хочу, чтобы ты осталась со мной в Англии и была моей женой. Я хочу снова жениться на тебе. Ты вернешься со мной в Хартмур, Симона?

— Конечно, вернусь, — прошептала она, подошла к Николасу, привстала на цыпочки и поцеловала его в губы. — Я люблю тебя, Ник, — сказала она, глядя прямо ему в глаза.

Затем она обернулась к белокурому французу, жавшемуся к поручням. Перед ее глазами вдруг встало мальчишеское лицо Дидье. Вспомнились его огромные смеющиеся глаза, его лукавая улыбка, любовь к пирожным, чистое сердце.

Все это Шарль украл у Жана, у Симоны. Она понимала, что им никого не удастся убедить в невероятных событиях, связанных с этой трагедией.

— Становись на доску, Шарль.

— Нет! — завопил Бовиль, его взгляд в панике метнулся к длинной наклонной доске. — Нет! Я не умею плавать.

— Тогда ты, может быть, умеешь дышать под водой? — сквозь зубы процедила Симона.

У Шарля глаза полезли из орбит.

— Конечно, не умею! Ты знаешь, что не умею!

Симона почувствовала, что к ней подошел Жан.

— И Дидье тоже не умел, — бесстрастно произнесла Симона.

Жан вынул из ножен длинную шпагу и вместе с Николасом стал надвигаться на Шарля.

— Нет, нет! — кричал тот, дико озираясь вокруг в надежде на помощь, но помощи не было.

Ник показал на доску.

— Ты можешь пойти сам и, как подобает мужчине, принять заслуженную кару. Иначе мы разрубим тебя на куски и вышвырнем их в море, — мрачно говорил он, подталкивая Шарля к парапету. — Выбирай.

— Н-не надо! — заикаясь, хрипел Шарль. — Простите меня! Я вернусь во Францию, и вы больше никогда меня не увидите! Клянусь вам!

Шпага Жана сверкнула. Из царапины на щеке Шарля закапала кровь. Он взвыл.

— Мы тебя действительно никогда не увидим, — сказал Жан. — Но во Францию ты попадешь только в животе у рыбы. Иди!

— Симона, пожалуйста! — взмолился Шарль, пятясь к доске.

Она видела, как все глаза впились в ее губы, пока она смотрела на человека, убившего Дидье.

— Нет, — твердо произнесла Симона и услышала отчаянный крик, затем тяжелый всплеск, это тело Шарля ударилось о воду.

Ник обнял ее и укрыл в своих объятиях. Она не стала смотреть, как тонул Шарль, но слышала каждый крик, каждый жадный вдох, вплоть до самого последнего. Шарль умер. Она прикрыла глаза и ясно увидела детское личико Дидье.