— Так. Еще и осквернение святыни!
— Да, господин Тиокан. Именно это.
— А ты стояла и смотрела? И ничего не предпринимала?
— Я понятия не имела, зачем он полез в гробницу! — запротестовала Деянира.
— Зачем чужак подобрался к величайшей святыне города? Разве это не очевидно? — Тиокан вздохнул. — Ладно, вываливай дальше. Я готов выслушать все. И не бойся повредить себе в моих глазах. Ты уже выставила себя в наиболее отвратительном свете из возможных. Так что терять тебе нечего, учти. Непристойностью больше, непристойностью меньше…
— Авденаго начал умирать прямо у меня на руках. Я этого не хотела. Я вообще боюсь покойников. Поэтому я позвала стражу. Его забрали.
— А дубина?
— Ее прихватила я.
— И стражники ничего об этой вещи не знают?
— Я же не стала им об этом рассказывать, — сказала Деянира. — Я дала показания, и господин капитан подробно все записал. Про уличную драку, свидетельницей которой я, к своему величайшему сожалению, стала. Обстоятельства дела совершенно ясны и не могут быть истолкованы превратно. Один чужак-преступник бежал и унес с собой нож. Второй раненый лежал на мостовой. Добропорядочная горожанка — то есть я — увидела это безобразие и позвала на помощь стражников. Вот и все, что мне было известно.
— Немного же ты открыла капитану городской стражи! — вздохнул Тиокан.
— Только самое необходимое для того, чтобы он забрал от меня этот полутруп и вызвал к нему тюремного доктора, — сказала Деянира.
— А почему? — спросил Тиокан с любопытством.
— Что — «почему»? — не поняла Деянира.
— Почему ты не поведала капитану больше? Тебе-то это ничем не грозило, а стражники, по крайней мере, разобрались бы в ситуации…
Деянира призадумалась и наконец ответила:
— Видите ли, господин Тиокан, там, откуда я родом, сотрудничать с полицией считается дурным тоном. Люди стараются поменьше дел иметь со стражниками. А уж если такое случается — дают как можно меньше сведений. Так принято.
Если Тиокан и был удивлен, то никак этого не показал.
— Мне-то ты все откроешь, — уверенно произнес он. — Где дубина, которую этот твой Авденаго похитил из гробницы Кохаги? Все еще у тебя?
— Нет, он забрал ее.
— Авденаго?
— Да. Ворвался ко мне в дом и отобрал силой. После чего удрал окончательно. Говорят, он напал на стражников у городских ворот.
— Правильно говорят. Напал.
— Надеюсь, с ними все в порядке, — искренне сказала Деянира.
— Откуда такие надежды? — прищурился Тиокан.
— Все-таки Авденаго был ранен. Он не мог ударить их слишком сильно.
— А вот тут ты ошибаешься, — Тиокан нервно дернул углом рта. — Сильно ошибаешься. Доктор неплохо подлечил Авденаго. У того хватило сил… Мда. В общем, стражники исчезли. Как и твой Евтихий. Можешь радоваться.
Деянира пожала плечами.
— Чему же туг можно радоваться? Ужасная история. У них ведь были семьи. Жены, дети. А известно, куда они подевались? Их нашли? Их, по крайней мере, ищут?
Тиокан покачал головой.
— Я надеялся, что ты прольешь хоть какой-то свет на эти события.
— Нет. Но… — Деянира осеклась.
Тиокан почуял, что его собеседница подошла в своем рассказе к какому-то опасному рубежу, и насторожился. Теперь он даже дышал тихо-тихо и старался не моргать, чтобы не спугнуть девушку.
— Мне показалось… Да нет, что там — «показалось» — я уверена… — Она перевела дыхание и выпалила: — Авденаго — выкормыш Джурича Морана!
Все. Страшное имя произнесено. Она обмякла. Теперь пусть Тиокан напрягается, а с нее хватит. У нее закончились последние силы.
Тиокан вскочил, засуетился вокруг Деяниры. Схватил ее своими маленькими цепкими ручками, потащил к стулу.
— Сядь. Я тебе вина налью. Вода здесь тухлая какая-то, я винишка тебе. Капельку. Какая ты стала белая. Так не годится. Давай-ка быстренько желтей. Желтая ты мне нравилась больше.
— Желтая? — пробормотала Деянира.
— Ну такая… как этот цвет называется… Немножко румяный.
Деянира никогда не подозревала, что Тиокан умеет смущаться. Однако именно это и произошло. Кажется, теперь впору поздравить самое себя. Она вогнала в краску хранителя устава гильдий! Интересно, найдется ли в гильдиях еще хотя бы один человек, которому такое по плечу?
Когда Деянира выпила вина и, по заверениям Тиокана, сделалась опять «желтенькая» (боги, что он подразумевает под этим определением?), хранитель уставов присел боком на стол и навис над девушкой.
— Мы остановились на том, что Авденаго — кем бы он ни был — показался тебе посланцем Джурича Морана.
Деянира моргнула.
— Да.
— Почему тебе так показалось?
— У меня нет возможности перечислить все причины. Многие из них иррациональны. Но я твердо убеждена в своей правоте. Господин Тиокан, вы должна знать: Авденаго — не просто тот, кто встречал Джурича Морана и пострадал от него; Авденаго — морановский холуй и выкормыш. Он явился в Гоэбихон с определенной целью. И, боюсь, добился своего.
— Оч-чень интересно… — Он поковырял пальцами собственный подбородок, а затем надвинулся на Деяниру и громким шепотом проговорил: — Ну а теперь я спрошу тебя кое о чем, и будь любезна — ответь мне правду, чего бы тебе это ни стоило.
— Хорошо, — кивнула Деянира, озадаченная.
— А ты-то сама, часом, — не морановское ли отродье?
Деянира вскочила, опрокинув стул.
— Что вы себе позволяете?
— Да я просто так… — примирительно отозвался Тиокан. — Что, ответить трудно?
— На подобный вопрос? — кипела Деянира.
— А что такого в моем вопросе? — Тиокан пожимал плечами, бегал глазками и ежился.
Вот когда он выдал себя с головой!
Есть, есть на него управа.
И смутить его, оказывается, нетрудно. Он ведь ханжа, как и большинство добродетельных граждан Гоэбихона. Нужно только прикинуться еще большим ханжой, нежели он сам. Только и всего.
— Для начала, вы меня назвали «отродьем», — сказала Деянира. — Это к вопросу об энергичных выражениях, против которых вы меня предостерегали.
Он махнул рукой:
— Ну и что? Я мужчина. Когда я прибегаю к ужасным словам, это не выглядит так уж… ужасно.
— Возможно. Если бы вы разговаривали с другим мужчиной. А я — женщина. Девушка, — добавила Деянира многозначительно. — И я отнюдь не рассталась с желанием когда-либо вступить в честный брак. Но как я смогу жить в добродетельном супружестве, если в моих ушах постоянно будут звучать подобные выражения?
