открыл школу, а Тамара не услышала голос из темноты.
Получается, когда Ангелика оказалась в подвале, рисовать как раньше Андрей Евгеньевич уже не смог – крылатой девочки больше не было с ним рядом. Ему писали, что он, наверное, рисует ногами, над ним смеялись. Наверное, это было больно. Интересно, кто тогда, тридцать лет назад, выпустил Ангелику? Кто-то из учителей? Лиза Анохина, которая, судя по странице, не стала пианисткой, что бы ей там ни пророчили? Кто-то еще? Хотя это уже и неважно. Тамара, ошеломленная осознанием этого, замотала головой:
– Нет… Нет. Я не хочу быть особенной. Я хочу быть просто Тамарой Колокольцевой.
– Уверена? Это ведь ты ее разбудила, ты услышала. Я не смог, как ни пытался.
– Да!
– Смешно, – хмыкнул Озеров. – Ну ладно, так даже лучше… Так будет проще.
– Почему?
– Иногда одному приходится отдать свои крылья, чтобы другой мог взлететь… – меланхолично сказал Озеров.
А потом Тамара увидела, как он протягивает руку и тяжелая металлическая дверь медленно закрывается, отрезая их с Артемом от внешнего мира.
* * *
Артем среагировал неожиданно быстро: Тамара заметила слева от себя движение, а потом поняла, что он рванулся к двери. И чудом успел выскочить наружу, прежде чем она захлопнулась.
Что происходило дальше, превратилось для Тамары в мелькание кадров, вспышки звуков. Услышав оглушительный удар металла о раму, она кинулась к двери, но было поздно: она не поддавалась. Тамара шарила ладонями по холодному шершавому полотну, но внутри не было ни замка, ни дверной ручки. Тогда она что есть силы забарабанила по нему кулаками и закричала:
– Артем! Эй! Андрей Евгеньевич! Выпустите меня!
Никто не откликнулся, но Тамара, приложив к двери ухо, различила голоса и топот. Потом звук удара, вскрик: кажется, кричал Артем. После этого наступила непродолжительная пауза, которую тут же заполнил короткий яростный рык. Он выдохся, и ему на смену пришел еще один, низкий, глухой. Тамара поняла: они дерутся, Артем с Озеровым.
Мысли кружились как на стремительной карусели – такой, вроде центрифуги, на которой за время катания можно оставить все свои внутренности, если ты не очень крепок желудком. Зачем директор хотел их запереть? Он что-то говорил про плату, плату Ангелике. За то, что она может дать, если будет… сотрудничать. И что она может дать?
Ответ нашелся быстро. Тамара еще помнила, как летают ее пальцы над бумагой, как сами собой приходят нужные слова, когда нужно писать сочинение, как складываются в стройные конструкции цифры и математические знаки. Несмотря на все издевательства своего отца, Ангелика была талантливой, даже очень. И ей нравилось учиться, а еще больше нравилось рисовать. Во что бы она ни превратилась, она, видимо, помнила об этом и даже скучала по тому, что любила. Ей почти наверняка хотелось снова это делать, пусть и чужими руками.
«А может… – При этой мысли Тамару острой иглой пронзили тоска и одиночество. – Может, так она просто пыталась… подружиться?» В любом случае Озеров, когда-то узнав об этом, уже не смог забыть и решил использовать Ангелику, ее силы и способности, толком даже не понимая, кто она. Если бы все вышло, как он хотел, она бы поделилась своим даром со всеми, кто приезжал в эту «Мастерскую», и осталась при этом невидимой. Со стороны казалось бы, что работает программа Озерова. И даже он сам, возможно, стал бы снова рисовать и смог назвать себя художником, как мечтал с двенадцати лет. Так мечтал, что даже готов был принести кого-то в жертву…
Она вслушалась в то, что происходит за дверью, но, кроме приглушенных голосов и шарканья, не различила ничего. Что, если Артем не справится? Тогда эта дверь так и останется закрытой. А она, Тамара, так и останется в этой густой темноте, пропитанной смертью и гниением. По крайней мере, пока Ангелика не согласится принять свою «плату» – вдобавок к Лере и Поле.
Тамара еще раз стукнула в дверь – без особой надежды – и тут же принялась баюкать свою правую руку, на которой теперь ныли все костяшки. Но тут поняла, что ничего не слышит. Возня за дверью оборвалась, и теперь там было совершенно тихо. Тамара старалась не думать, что это может означать, но уже была готова услышать уверенные шаги Озерова, удаляющиеся от двери.
Вместо этого она услышала что-то совсем другое. Несколько громких щелчков, напоминающих искаженный птичий клекот, короткий, но жалобный вскрик, а потом рокот – стремительный, неукротимый, с каким обрушивается на каменистый берег сердитая морская волна.
Но вот этот звук растаял, и Тамара не меньше минуты слышала только собственное рваное дыхание, вот-вот готовое перерасти во всхлипы. Внутри двери что-то лязгнуло, заскрежетало, и Тамара поняла, что падает вперед вместе с дверным полотном. В последний момент она отпрянула. Дверь широко распахнулась, но того, кто стоит на пороге, поначалу не было видно – и Тамара перестала дышать, пытаясь удержаться на краю паники. Щелкнул выключатель, в лицо ей ударил ослепительный свет от фонаря Озерова. Но фигура, которая предстала перед ней в этом ореоле, была чуть ниже, чем директор. А еще она странно горбилась и, кажется, держалась свободной рукой за бок.
– Все, – прохрипел Артем, неопределенно махнув фонарем. – Нужно уходить. Скорее!
Глава 52. С днем рождения!
Идти Артему было нелегко, судя по тому, как он постанывал каждые несколько шагов и обнимал себя за бок. Но его фонарь уверенно прокладывал им путь, и через пару минут они оказались в операционной.
– Что случилось? – не утерпела Тамара. – Он ударил тебя?
– Я его ударил, – процедил Артем. И добавил нехотя: – А потом он меня. А потом…
Тамара только сейчас заметила, что нижняя губа у Артема разбита и из нее сочится кровь, а левый глаз с каждой минутой становится все меньше правого. Она забеспокоилась:
– Тебе же нужен врач! Почему ты так держишься?
– Ребра, – коротко пояснил Артем.
– Сломаны? – ужаснулась Тамара. – Озеров бил тебя ногами?
Она представила себе, как Артем лежит на полу, а директор со всей силы пинает его ногами, и зажмурилась. Но парень покачал головой.
– А где он? Где Андрей Евгеньевич? – Тамара только сейчас сообразила, что так и не поняла, куда делся Озеров. Неужели просто ушел?
Артем остановился и странно на нее посмотрел. Его распухшее перекошенное лицо в свете фонаря выглядело пугающе.
– Я ее видел, – наконец выдавил он. – И нам нужно торопиться.
У Тамары был еще миллион вопросов, но что-то в голосе Артема подсказывало, что с ними можно и подождать. Они в молчании пересекли
