взгляды своих соратников, но все его внимание мгновенно приковало трехметровое ожившее дерево, выбравшее его своей целью. «И как, черт возьми, мне сражаться с деревом⁉» — выкрикнул он, обнажая клинок, в голосе его звучало удивление и гнев, смешанные с лёгким отчаянием.
Оружие Грома было явно не предназначено для схватки с таким противником. Первый клинок, который он обнажил, представлял собой рапиру изящного и утонченного вида. Лезвие, длиной около метра, было выполнено из высококачественной стали, в которой отражался звездный свет. Однолезвийная сторона клепки была тонкой и гладкой, с легким изогнутым профилем, что придавало ему вид грациозной, почти воздушной линии. На обратной стороне, где отсутствовало лезвие, рапира имела аккуратное ребро, добавляющее прочности и жесткости.
Гарда, оформленная в незамысловатом стиле, представляла собой простую, но функциональную деталь, слегка выгнутую, чтобы обеспечить защиту руки от неожиданного удара. Ее форма была элегантной, без лишних украшений, что подчеркивало строгость и функциональность клинка. Ручка рапиры была обернута мягкой кожей, позволяя надежно удерживать оружие даже в самую напряженную минуту, а ее форма идеально подходила для захвата. На конце ручки располагался небольшой шар, придающий дополнительный баланс. В руках Грома этот не самый внушительный клинок, представлял собой смертоносную опасность для врагов из плоти и крови.
Второй клинок, который Гром держал в руках, представлял собой скимитар — меч с характерным изогнутым лезвием, идеально подходящим для стремительных и мощных ударов. Длина клинка составляла около восьмидесяти сантиметров, и его форма была агрессивной и динамичной, создавая ощущение смертоносной элегантности.
Лезвие скимитара имело ярко выраженные зазубрины по одной из сторон, придающие ему устрашающий вид. Эти зазубрины не только увеличивали повреждение при нанесении ударов, но и затрудняли противнику возможность блокировки. Ручка скимитара была чуть короче, чем у рапиры, и имела характерную форму с загибами, позволяющими уверенно удерживать меч в любой ситуации. Она была обернута прочной кожей с текстурированной поверхностью, что гарантировало надежный ухват даже в самых напряженных условиях боя. На конце ручки находился утолщенный элемент, обеспечивающий дополнительный контроль над мечом и предотвращающий его выскальзывание из руки во время сражения.
В отличие от первого клинка, скимитар внушал страх самим своим видом, как и раны, которые оставлял. Стремительные уколы рапиры зачастую лишали противника жизни почти безболезненно, в то время как удары скимитара приносили мучительную, терзающую боль, заставляя жертву истекать кровью. Гром знал это и всегда осознанно выбирал, какой клинок применить: рапира служила ему там, где требовалась быстрота и точность, но скимитар он использовал с яростью и неистовством, когда хотел, чтобы враг испытал боль и страдания. Чем сильнее была его ненависть к противнику, тем более чаще он применял удары используя жуткий скимитар.
Сейчас же, когда на Грома угрожающе надвигалось древесное чудище, пират оказался в замешательстве. Он осознавал, что ни его рапира, ни устрашающий скимитар не смогут прорубить крепкую дубовую кору энтицы несмотря на то, что ее вид больше напоминал дерево вишни. Однако прочность этой коры была ничуть не меньше, и любой удар по ней был бы так же бесполезен, как по настоящему дубу.
Однако бой был неизбежен, и Гром это прекрасно понимал. Грозная энтица подошла уже слишком близко, чтобы даже думать о побеге. Да и куда бежать? Прикинув все возможные варианты, пират решил действовать так же, как до этого ему пришлось сражаться с Агаром. Тогда его неистовые атаки не позволяли найти лазейки в защите врага, и Грому пришлось сосредоточиться на обороне. Так и теперь же лучшей тактикой было уклоняться от мощных размашистых ударов энтицы и, лишь когда она пыталась схватить его своими ветвистыми пальцами, Гром, не жалея свое оружие отбивался как мог.
Цедрус не решился вступать в ближний бой с пробудившейся энтицей. Воспользовавшись тем, что она выбрала целью Грома, эльф поспешил занять удалённую и безопасную позицию. Оттуда он начал обстреливать её из своего ручного арбалета. Маленькие стальные болты втыкались в кору, словно гвоздики. Возможно, энтица, увлечённая попытками схватить проворного пирата, даже не заметила, что три болта уже впились в её тело. Тем не менее, Цедрус был уверен в своей стратегии, хотя понимал, что его нолдорский меч, хоть и не предназначенный для рубки дерева, благодаря изумительному качеству стали и искусной эльфийской закалке, мог бы с лёгкостью справиться с такой задачей.
Прекхарду понадобилось немного больше времени, чтобы окончательно прийти в себя после сильного удара. Когда зрение вернулось в норму, он, не теряя решимости, бросился на энтицу с копьём наготове. Наконечник пробил её крепкую кору, и это мгновенно привлекло внимание древесного существа. Размашистый удар, который был направлен на Грома, внезапно перенаправился на Прекхарда. С его замедленной реакцией и недостатком ловкости, харадрим не успел увернуться и вновь получил мощный удар по голове.
Мощный удар руки энтицы обрушился на голову Прекхарда с боку выше височной области. Толстая древесная конечность, покрытая грубой корой, с сокрушительной мощью моментально сбила Прекхарда с ног. От такого удара он на мгновение потерял связь с реальностью, а затем тяжело грохнулся об землю, ударившись подбородком об твердый грунт.
Прекхард никогда в жизни не получал такого удара, который смог бы сбить его с ног, словно беспомощного ребенка. Этот новый, болезненный опыт моментально убавил его решимость. От гудящего в ушах шума и размытости перед глазами, южанин не мог как следует сориентироваться. Однако, заметив, что в одной из сторон, куда он смотрел, не было энтицы, он, не раздумывая, попытался отползти прочь. Едва держась на четвереньках, Прекхард поспешил укрыться, надеясь больше не привлекать внимание разъярённого древесного существа.
Малдуст долго не решался применять сокрушающие заклинания против энтицы. Он не хотел причинять вред этому существу, лихорадочно ища в своей памяти способ, как усмирить его без насилия. Однако, видя, как его товарищей швыряют по земле словно щенков, волшебник заставил себя подавить это сочувствие. Он начал метать в энтицу небольшие огненные сгустки — слишком слабые, чтобы поджечь её, но достаточно жгучие, чтобы причинить вред.
Ни бесполезные болты Цедруса, ни удары Грома, которые скорее портили его собственное оружие, чем причиняли вред энтице, не представляли для нее серьезной угрозы. Даже жгучие огненные шары Малдуста, обжигавшие кору, не могли сравниться с той болью, которую она почувствовала, когда наконечник копья Прекхарда пробил древесную броню и достиг самой сердцевины. Именно поэтому, игнорируя остальных, она попыталась найти того, кто нанес ей самую опасную рану.
Прекхард тем временем, как ему казалось скрылся, пригнувшись к низкой траве. Ожидая лучшего момента, он желал оставаться «незаметным». Однако энтица сразу же заметила его
