снова на Мару.
– Уф! – отдувается. – Какая же ты, Мара, красавица, – говорит. – А то мне ведьма какая-то примерещилась. Страшная... У нее вместо рук куриные лапки, а в них коса. Я подумал, смерть мне снова явилась!
– Ведьма?! – завелся вспыльчивый Тугарин. – Какая такая ведьма?! Где ты тут ведьму увидел?! – И полез с кулаками на Бармалея драться.
Закричала на него Мара и ногой в сапожке сафьяновом топнула.
– Стоять! – кричит. – Не тронь его! – кричит. – А то превращу тебя в крысу!
Тугарин остановился, как вкопанный. От удивления нужных слов подобрать не может, только щеки надувает да пузыри пускает.
– Вах! – говорит, наконец. – За что ты хочешь со мной такое сделать? Разве я на крысу похож? А, Махтес! Я что тебе плохого сделал?
– Не хочешь в крысу? Могу в жабу. Или в кого ты хочешь?
– В птицу орла, может быть!
– Действительно, хочешь? Легко, половец! Сейчас же и полетишь у меня! Прямо туда, в Чертоги!
– Нет-нет! Не нужно пока. Я лучше здесь в сторонке постою, короткую паузу перемолчу!
– Вот и пожалуйста, – сказала ему Мара строго, и снова обратилась к Бармалею. – Та ведьма, что ты видел, это все наваждение было, понимаешь? И оно прошло. Смотри, руки у меня самые обычные.
– Красивые!
– И это не коса у меня, а серебряный серп. Он мне для рукоделия моего нужен бывает...
«Хм, странные, однако, способности у молодца появились, – думала про себя Мара. – Видит невидимое... Это от навьей землицы, часть которой теперь в нем есть. Что, интересно, еще он умеет?»
– Я тебя теперь всегда только такой красавицей видеть буду, – сказал Бармалей убежденно. – Только такой.
– Конечно, – согласилась с ним Мара. – Уж об этом я сама позабочусь.
– В голове все путается... – пожаловался Борис.
– Не мудрено, столько голове твоей отдельно от тебя перенести пришлось. Но все закончилось к нашему общему удовольствию, – успокоила его Мара. – А теперь, добрый молодец, соберись-ка с мыслями, да сказывай нам, кто ты есть таков, и что в Русколанском лесу потерял? Всю правду сказывай.
– Так я правду! Девицу одну потерял, Снегуркой зовется. Не слыхали? За ней в лес и прибыл. Хотел ее спасти, да сам вот в беду попал.
– Снегурочка? – Мара напряглась. – Почему ты ее ищешь? Зачем она тебе понадобилась?
– Все, как обычно. У меня были вопросы, у нее на них ответы. Я не мог ей позволить сбежать. К тому же, мне показалось, что ей не помешает моя помощь...
Мара нахмурилась. Похоже, парень был не прочь поговорить, но не о том, о чем его спрашивали.
– Давай-ка, сказывай, что знаешь, – велела она твердо.
Вздохнул Бармалей и стал свою историю рассказывать, от момента, как впервые увидел Снегурочку в дедовой Кадочке наверху дозорной башни, и вплоть до того, как вошли они с Андрюшкой, лешим, в дом Мороза Ивановича, чтобы Карачуна-Злозвона в полученный у берендея мешок засунуть.
– Так вот, значит, куда Карачун наш запропал! Вот, что он, окаянный, задумал! – вскричала Мара. – Интересно. Про что, молодец, еще ты ведаешь? Выкладывай все.
– А больше я ничего не помню. Дальше темнота сплошная. Как об этой темноте подумаю, сразу задыхаться начинаю. Не понимаю, что тогда со мной случилось, – так завершил Бармалей свой сказ. И шеей завертел, да ворот стал оттягивать, видно, опять его духота одолела.
– Так, а что тут понимать? – вмешался Тугарин. – Перехитрил вас Карачун, вот и все. У-у-у! Страшная он сила! Страшней даже меня!
– Страшная, – согласился Борис. – Только, все равно, как-то с ним совладать надо. А то беда будет. Эх, не вовремя я здесь оказался! Не смогу теперь с окаянцем схватиться. Жаль также, что ясного солнышка мне больше никогда не увидеть.
Слушая простую историю Бармалея, Мара поняла, наконец, какая беда приключилась с ее дочкой тайной, и с дедом ее, Морозом Ивановичем. И что надо ситуацию срочно выправлять. Но, отправив этого молодца прямиком к ней, в темную Навь, судьба, как всегда, распорядилась правильно и мудро. Создавая трудности в одном, она по обыкновению дает и средство, чтобы их преодолеть. Бармалей – именно тот, кто нужен ей, кто нужен Снегурочке. Он один может им помочь. Он и есть то средство.
– Ну, это мы еще посмотрим, решим, насчет солнышка, видеть тебе его впредь или не видеть, – сказала Мара с ледяной ясностью. – Все будет зависеть от твоей готовности завершить то, для чего ты в Русколанский лес и пришел. Если ты готов, если по-прежнему горишь желанием, слушай меня, и я научу тебя, как все исправить. Как и Карачуна победить, и Снегурочку вернуть.
– Еще бы кто Снегурку любить научил! – вскричал Бармалей неожиданно горячо. – А то она смотрит на меня, как на... Как на... – он так и не смог подобрать нужного слова, мотнул головой, нахмурился и замолчал.
– Да, сердце у нее слегка приморожено, это верно, – согласилась с ним Мара. – Это надо признать. Но для ее же блага!
– Какое же в этом благо? – удивился Борис.
– Ты просто не понимаешь!
– А, вот-вот! Знакомый женский ответ. Ты-не-понимаешь! Так объясни мне, как же его разморозить? В смысле, сердце красавицы? Подскажи, коли сама знаешь!
– А это, мил человек, только ты можешь сделать. Или другой, кто полюбит ее больше живота своего.
Почувствовал Бармалей жжение в груди, но не от огня-пламени, а от боли и раздражения. Кто другой, о ком это она? – думает.
– Утешила ты, хозяйка, ничего не скажешь, – сказал он ей с обычной своей иронией. – А если и это не поможет? Нет ли у тебя какого более конкретного и, не побоюсь этого слова, убойного средства? И, если начистоту, более безотказного? Потому что любовь такая штука, на которую – в этом деле – я лично положился бы в последнюю очередь...
– Нет, нет, волшебная сила любви может все! – Мара, неожиданно для себя, сама стала горячиться. Даже глаза у нее заблестели как-то по-особенному. – Поверь мне! К тому же, ведь Снегурочка и сама может что-то такое совершить, что поможет ей оттаять. Мы этого просто не знаем! Хотя,
