костяшками пальцев, кровь брызжет из его рта.
— Что она сказала, урод? — требую я, боль так глубока, что я чувствую себя животным. Бездушным. Омертвевшим. Машиной для убийства, и ничего более. Меня пронзает жестокая ярость.
Я разъярённый маньяк, кипящий и страдающий внутри.
Я ей не подхожу, но это не может меня остановить.
Моя принцесса – душа, которой у меня нет.
Раньше я думал, что мёртв.
Но нет.
Я всего лишь спал.
Она разбудила меня, но теперь, если с ней что-нибудь случится, я точно умру. Стану ходячим мертвецом. Я снова бью Уайатта, и он стонет от боли.
— Ты заставлял мою девочку умолять? Заставлял умолять тебя отпустить её?
Уайатт глубоко вздыхает.
— Да, придурок, я заставил её умолять.
— Как она тебя умоляла? Как долго?
— Послушай, я был зол.
— Как долго она умоляла сохранить ей жизнь? Она говорила «пожалуйста»? Говорила?
— Несколько минут. Всего несколько минут!
— Она говорила, что я убью тебя? Она говорила, что я сдеру с тебя шкуру если с её головы упадёт хоть один волосок? — Я снова бью кулаком, и Уайатт со стоном заваливается набок, налетает на стул, увлекая его за собой.
— Зет, она упала сама!.. — умоляет он. — Я просто удерживал её здесь, чтобы ты не смог закончить список!
— Ты, членосос, прикасался к ней, да?
— ДА! Я схватил её за сиськи, я хотел вывести тебя из себя!
Я снова и снова бью Уайатта, крича:
— Поздравляю, я в бешенстве. А ты. Теперь. Труп!
Я снова обрушиваюсь на него, затем обхватываю рукой шею удушающим приёмом и начинаю выжимать из него жизнь.
Обещай, что никого не убьёшь. Слова Мелани всплывают в голове и преследуют меня. Я вспоминаю надежду, вспыхнувшую в её взгляде той ночью, и мои глаза начинает жечь. Обещай мне, что ты никого не убьёшь.
Зарычав от бессилия, я отпускаю Уайатта и, тяжело дыша, вытираю рукой мокрые глаза.
Обещай мне, что ты никого не убьёшь…
— Зеро, — слышу я чей-то крик. — Скорая приехала.
Я подхожу к моей девочке, всё ещё лежащей на том же месте в бессознательном состоянии, падаю на колени и беру её руку в свою.
— Помнишь, я говорил тебе, что никогда ничего не попрошу? — шепчу я. — Но сейчас я тебя умоляю. Вернись ко мне.
♥ ♥ ♥
Когда мне было тринадцать лет, я потерял самое дорогое в своей жизни.
И тогда я построил вокруг себя крепость, чтобы больше никогда не терять то, что мне дорого. Никогда больше не чувствовать себя потерянным, преданным, одиноким или даже похищенным.
Я стал холодным, как лёд, и расчётливым, как робот.
Я никого не впускал в свою душу.
Никого не любил, даже свою семью.
И всё это прекрасно работает, пока ты не ослабишь бдительность.
И наконец-то не позволишь проникнуть внутрь ей.
Светловолосой, зеленоглазой девушке, которая над всем смеётся.
Которая всё и всех любит.
Которая общается с людьми так, как будто для этого родилась.
И ты начинаешь в глубине души желать, чтобы она оказалась с тобой на одной волне.
И неважно, насколько ты демоничен, какой ты засранец, что ты ей лжёшь, отказываешься поделиться правдой о себе, она всё равно хочет с тобой сблизиться.
Она открывает ворота и проникает в тебя, прежде чем ты успеваешь это осознать, и ты чувствуешь себя таким чертовски наполненным, таким чертовски счастливым, что захлопываешь двери и запираешь её внутри, защищая себя, защищая её.
Пока не понимаешь, что ты пропал.
Что ты перестал мёрзнуть, что ты перестал быть роботом. Что ты носишь свою слабость глубоко в сердце, и её боль – это твоя боль.
Что её улыбки – это всё, ради чего ты живёшь.
До тех пор, пока не садишься в больничное кресло и не начинаешь ждать и в первый раз в своей жизни молиться Богу, который никогда не слышал твоих молитв о том, чтобы он позволил тебе увидеть твою мать.
Ты продолжаешь молиться, потому что Зеро здесь не имеет силы. Твои деньги здесь не имеют никакого влияния. Ничто не имеет значения, кроме силы твоего духа, и ты ничего не можешь сделать, кроме как молиться: «Пожалуйста, только не она».
Но это она.
Выходят врачи, чтобы со мной поговорить. Чтобы сообщить мне последние новости.
Она в коме.
Она едва может самостоятельно дышать.
Она где-то далеко, где меня нет, где я не могу до неё достать, не могу защитить. Но я по-прежнему вижу её, чувствую её, слышу её. Нуждаюсь в ней. ЛЮБЛЮ ИСХОДЯЩИЙ ОТ НЕЁ СОЛНЕЧНЫЙ СВЕТ.
Моя принцесса никогда об этом не знала.
Чёрт, я и сам не знал.
Никто из нас не знал.
Глаза печёт, и я тру их руками, а потом смотрю на полученное несколько минут назад сообщение от Си Си, оцепенев от того, что там написано.
Твой отец только что умер.
Не говоря ни слова я встаю и через окно смотрю на неё, мою единственную принцессу, а затем иду по коридору, чтобы спланировать похороны отца.
♥ ♥ ♥
— Поздравляю, Зет.
— Поздравляю, Зет!
— Зеро, поздравляю!
Когда на следующий день после похорон моего отца мы добираемся до резиденции, я с хмурым видом наблюдаю, как с большим закрытым металлическим ящиком ко мне осторожно приближается Эрик.
— Что это? — спрашиваю я. Меня обескураживает не только приём команды, но и документы, которые он держит в вытянутых руках.
— Всё, Грейсон. Право собственности на «Андеграунд». Кое-что, принадлежащее твоей матери. И вот это.
Я в замешательстве смотрю, как он протягивает мне конверт, но теперь мой разум ни черта не соображает. Мне хреново. Чувствую себя полностью разбитым. Я не ел уже сорок часов. Не спал. И ещё не успел принять ванну.
— Я ведь не закончил список, Эрик, — чувствую себя обязанным это уточнить.
— Нет, всё сделано. К тому времени, как твой отец умер, перед всеми фамилиями в списке стояла отметка, что плата внесена.
— Только Мелани не…
— За неё внесла плату подруга.
Он вытаскивает из кармана колье, и я при виде знакомых сверкающих драгоценностей, чуть было не раскрываю себя.
Я дотрагиваюсь до искрящегося бриллиантами колье, которое она носила на шее.
Меня накрывают воспоминания. Мелани, спрашивающая, что это за список. Мелани, желающая войти в мою стальную комнату. Мелани, готовящая для меня еду. Мелани, Мелани, Мелани. Я хочу видеть, как блестят
