она командовала армией.
– Так ты и правда царевна? Люди в деревне не врут? – жрица подошла поближе. – Новая царевна, пришедшая в темные времена на смену той, первой.
– Какой первой?
– О, ты не знаешь? – нарочито удивилась жрица и подошла еще ближе. – Здесь у нас огромная библиотека: все, что удалось спасти в пожарах Войны четырех городов. Мы вынесли из огня, спасли, сберегли, хоть это было и непросто. Зато здесь, на этих свитках, хранится истинная история Альтиды, а не та, что выдумал для вас Первый совет.
– Первый совет? – Лита сделала усилие, чтобы не отступить, но жрица подошла слишком близко, это было неприятно, она дышала ей прямо в лицо, и Лита сделала крохотный шажок назад. Жрица усмехнулась. Выдернула факел из крепления в стене, сказала:
– Иди за мной.
Они шли темными сухими коридорами, и Лита удивлялась, как жрица ориентируется здесь, не удержалась, спросила ее напрямик.
– Я родилась и выросла тут, – ответила та. – И моя мать, и мать моей матери. Эти коридоры – мой дом, – ответила жрица, и Лита невольно содрогнулась.
Ее домом были лес и холмы, полные света и ветра, а потом – прекрасный дворец, а потом – душистый шалаш в добром лесу. А тут – темные коридоры и разрушенный город над ними.
Наконец они вышли наверх – в храм. День, наверное, клонился к вечеру, рыжие отсветы солнца ложились на стену сквозь дыру в крыше. Первая подошла именно к этой стене, провела факелом вдоль фрески, которая на удивление хорошо сохранилась. Факел был не нужен, дневного света хватало, чтобы рассмотреть сюжет: пятеро богато одетых людей стояли в кругу, положив руки друг другу на плечи, но один из них этот круг разрывал, будто сделал шаг в сторону, опустил руки. Лицо его было печально, а за спиной вырастала огромная тень. Лита пригляделась и поняла, что этот пятый человек – женщина.
– Видишь? – сказала Первая. – Это сестра тех правителей, что развязали Войну четырех городов. Видишь, она против, она не хочет стоять в их кругу, она уходит, и бог защищает ее, стоит у нее за спиной.
– Что это за бог?
– Это очень древний бог, бог судьбы, рока, предназначения. Имени его никто не помнит, так он стар, но в его руках семь нитей нашего мира, он прядет время, он прядет небо и землю, судьбу – твою и мою, он сильнее всех других богов, потому что нити их жизней тоже в его руках.
– И Анилу… она служит ему?
– О, ты знаешь имя той, что разорвала круг! – воскликнула Первая, впиваясь в лицо Лите острым взглядом. – Откуда же? Возлюбленная Дота сказала тебе? Она тоже все читает и читает ее историю.
– Я… нет, я услышала песню о ней в Лесном пределе. Правда, она была о другом. О войне, которую Анилу развязала, поссорив между собой братьев.
Первая вспыхнула, и Лите показалось, что она готова ударить ее факелом по голове.
– Глупые людишки! – зашипела она. – Ничего не знают, ничего не помнят… Но ты! Ты должна знать об Анилу правду!
– Зачем? – устало спросила Лита. Она начинала догадываться, что правды на свете просто нет.
– Потому что ты – ее новое воплощение.
Лита смеялась так долго и так громко, что птицы улетели с насиженных мест на стропилах, а Дот заглянул в дыру в крыше, покачал головой и снова скрылся. Лита не могла остановиться, хотя уже понимала, что плачет, а не смеется, что Первая сначала шипела, потом молчала, потом отхлестала ее по щекам, а когда и это не помогло, потащила ее куда-то вниз, вниз, вниз, окунула в бочку с холоднющей водой и затолкнула в темную келью. Лита упала на узкий топчан и наконец затихла. От мокрых волос стало холодно. Она укрылась одеялом с головой и скоро заснула.
Потянулись какие-то странные дни. Лита плавала в молоке полусна и не могла заставить себя встать с постели. Ей приносили скудную еду, Си часто сидела на краю ее топчана, Лите казалось, что она все время листает книгу, ту самую, что оставила ей старуха, а она отдала ее Доту. Си что-то говорила ей, но Лита не могла разобрать слов. Наконец она догадалась, что просто заболела, что у нее сильный жар.
– Филирра, – прошептала она. – Немного филирры. И листья серебрянки…
Си кивнула, вскочила, убежала. Потом заходил кто-то еще. Поил ее отваром – горько-сладким, но Лита не узнала вкус филирры или серебрянки. Приходила и Первая. Смотрела странно, будто не верила, что можно взять и заболеть в этих стылых коридорах. Или она всерьез думала, что Лита – новое воплощение этой их Анилу? Потом Лита вспоминала старуху в темном плаще с золотой пряжкой-веретеном и стонала, стиснув зубы.
Однажды сквозь мглу в голове она услышала плач младенца и поняла, что Пятая родила, а она и не почувствовала – совсем. Спросила Си, когда та пришла: кого?
– Мальчика, – грустно сказала Си.
Но Лита подумала, что, может быть, мальчику будет лучше расти в деревне, на воле, чем девочке тут – в этих мрачных подземельях. По ночам ей чудились рыдания Пятой.
– Я хочу поговорить с Дотом, – прохрипела Лита однажды.
Си, сидевшая у ее кровати, встрепенулась.
– Он не сможет сюда прийти, он очень большой.
– Помоги мне встать и добраться до верхнего зала, – Лита села. Голова плыла, и тело не слушалось.
– Ох… Ты не сможешь и двух шагов сделать, ты же еле сидишь!
– Мне надо с ним поговорить. Помоги.
Си закутала ее в одеяло и потихоньку повела наверх. Она говорила что-то на ходу про то, что за месяц уже успела изучить все эти темные коридоры, а Лита ужаснулась: месяц! Неужели прошел целый месяц? Значит, уже зима… К маме будет трудно идти зимой.
– Еще немного, вот так, давай, – уговаривала Си.
Наконец они выбрались на поверхность, подошли к алтарю. В храме было очень холодно, но в прорехи крыши уже виднелось лицо Дота – бог гор ждал их.
– Мне надо с ним поговорить, – повторила Лита. Голос был колючим, чужим.
– Джангли! – крикнула Си. – Лита хочет с тобой…
Она не успела договорить, а рука Дота уже потянулась к ним, подхватила и понесла вверх. Лита не чувствовала ни страха, ни трепета, она еле удерживала себя здесь, в сознании.
Дот поднес их близко к глазам, поразглядывал Литу, поцокал языком, сказал тихо:
– Устала девочка…
– Она болеет.
– Ну да, ну да.
Лита нетерпеливо махнула рукой. Нет времени болтать, вдруг Рал испепелит ее изнутри совсем скоро и она не успеет узнать главное?
– Тебе нужна была книга, которую я хранила у себя, – проговорила она. – Зачем?
– Хмг… Хранила у себя? Разве это была не
