Она не разглядела в точности, что произошло с воинственным парнем в следующую секунду, а только его крутануло на месте, словно невидимым смерчем зацепило, и швырнуло на капот салатного автомобиля.
Бан-н-нг! – гулко отозвалось автомобильное нутро. – Тахтарарах! – это голова парня прошлась по всем хромированным выпуклостям радиатора, прежде чем удариться об асфальт. И лишь через некоторое время после этого веселого перестука прозвучал металлический лязг улетевшего в темноту прута.
А мужская фигура, не сбавляя шаг, надвигалась на следующего противника, поигрывающего бритвой.
– Ны падхады, – предупредил он скорее испуганно, чем грозно.
Потом смерч подхватил и этого. Люба в изумлении открыла рот, увидев, как парень, весивший никак не меньше семидесяти килограммов, летит параллельно земле, растопырив руки и ноги. Он упал мягко, как мешок с тряпьем, кувыркнулся пару раз и замер на асфальте. Любе показалось, что правая рука вывернута не так, как ей полагается. И никакой бритвы в ней уже нет.
Бородач тоже завороженно проследил за падением товарища и только после этого сообразил, что пистолет в подобных ситуациях принято держать наготове, а не за поясом. Он даже успел схватиться за рукоятку, и в этот момент незнакомец одним прыжком очутился рядом.
Нанесенный им удар был так силен, что Люба решила, что бородатую голову вообще снесло с плеч долой. Но прямое попадание в нижнюю челюсть просто подбросило ее сантиметров на двадцать вверх, и ровно настолько же оторвались от земли подошвы мягких кавказских туфель без каблуков.
Бородач без звука повалился на спину и сделал судорожное движение указательным пальцем, как будто все же выхватил пистолет и теперь разряжал его в обидчика. На самом деле оружием завладел незнакомец. Каким образом он умудрился проделать этот фокус, Люба себе не представляла. Она вообще туго соображала. В голове не осталось никаких мыслей – одна лишь звенящая пустота.
– Напугалась? – спросил мужчина.
Бородач сделал слабую попытку приподняться, но он, даже не обернувшись, ударил его ногой в лоб, не переставая при этом глядеть на Любу с вопросительной полуулыбкой.
– Очень, – сказала она. Отчетливо прозвучал только первый звук. Остальные как-то сами собой проглотились.
Мужчина сочувственно кивнул и все так же улыбчиво поинтересовался:
– Джигиты пусть живут, или отправим их пасти стада облаков в поднебесье?
– Что? – выдавила из себя Люба, которой было трудно воспринимать фразы, состоящие из нескольких слов.
– Спрашиваю: пусть живут джигиты? Или казнить их по суровым законам гор?
– А! – До Любы постепенно дошло сказанное. – Не знаю. Наверное, пусть живут.
– Ладно. – Мужчина, до этого задумчиво вертевший отнятый у бородача пистолет в руках, широко размахнулся и запустил его в темноту.
– Зачем вы так? – укоризненно сказала Люба, подобрав под себя ноги, чтобы встать. – Найдет ведь кто-нибудь.
– Это был газовый пистолет. Невелика беда.
– Ремешок на босоножке порвался, – печально сообщила Люба. – Теперь ковылять придется, как хромоножке какой-то.
– Зачем? – удивился мужчина. – Разуйся и ходи босиком.
– И то верно.
Когда она избавилась от босоножек, мужчина помог ей встать и, не отпуская холодные Любины пальцы, повел ее за собой.
– Куда вы меня тащите? – слабо возмутилась она.
– Ты ведь Люба? – Он остановился и посмотрел ей в глаза. Зрачки у него были ясные, как два проблеска холодной зари.
– А что? – В ее тоне прорезалась строптивость, но руку она отнимать не спешила.
– Я Громов, – представился мужчина. – Известный тебе Женя Минин отбыл по неотложным делам, а мне поручил заботиться о тебе. С ведома Зубана, разумеется.
– А девочки? – спохватилась Люба.
– Ими займется «Скорая помощь». Идем, телефон остался в машине.
– Нельзя же их бросить вот так, – неуверенно сказала Люба, бросив взгляд на своих телохранительниц.
Лиза, зажимая окровавленное лицо руками, тихонько выла, раскачиваясь на земле из стороны в сторону, и вряд ли что-нибудь видела или слышала вокруг. Вика лежала поодаль, не подавая никаких признаков жизни. Оба молодых кавказца разбрелись в стороны и поглядывали оттуда на Громова, как побитые псы. Бородач успел перевернуться на живот, но подняться на ноги то ли не смог, то ли просто не захотел. Больше вокруг никого не было.
Послушно перебирая босыми ногами, Люба устремилась за Громовым, который чуть ли не волоком потащил ее к своему темно-зеленому джипу. Пока он звонил в «Скорую», доставал сумку с заднего сиденья и закрывал машину, Люба покорно стояла рядом и ждала. Но когда Громов хотел опять увлечь ее за собой, она проворно спрятала руки за спину:
– Пока вы не скажете мне, куда мы идем, я с места не сдвинусь.
Громов прислушался и как-то очень скучно произнес:
– Едут.
– Кто?
– Врачи. Сразу следом за ними появится милиция. Твои деньги и документы, как я понимаю, у Минина. Значит, отсюда тебе прямая дорога в каталажку.
– Ну и пусть, – упрямо тряхнула волосами Люба. – Утром выпустят.
Громов с сожалением посмотрел на нее:
– Разве ты не поняла, что это было покушение?
– Покушение?
– Именно, – кивнул Громов. – Причем на тебя. Сомневаюсь, что джигиты, с которыми тебя запрут в одной камере, позволят тебе дожить до утра. Впрочем, попытка – не пытка. Желаю удачи.
Он повернулся к Любе спиной и решительно зашагал к входу в гостиницу. Она увидела, как оба молодых кавказца одновременно сдвинулись с места и начали медленно приближаться к покинутому полю боя. Лиза уже не сидела, а лежала ничком, и вокруг ее головы маслянисто блестела набежавшая лужа крови.
– Подождите! – пронзительно крикнула Люба.
Парни опасливо застыли, но Громов даже не обернулся. Чтобы исчезнуть за дверью гостиницы, ему требовалось сделать не больше трех десятков шагов.
– Да подождите же вы! – негодующе повторила Люба, бросившись вдогонку за своим спасителем. Так быстро она бегала в последний раз на зачете по физкультуре лет пять назад, но сегодня запыхалась она значительно сильнее. – По…дожди…те!
– Мм? – Громов развернулся к ней с таким простодушным выражением лица, словно понятия не имел, чего добивается от него Люба.
Пришлось ей заговорить первой:
– Я с вами.
– Номер одноместный, – предупредил он. – Кровать одна.
Теперь уже настал Любин черед лицедействовать, и она притворилась, что пропустила последнее замечание мимо ушей:
– Долго мы будем торчать у всех на виду? Между прочим, я по вашей милости осталась босиком.
