из Кирилло-Белозерского монастыря. Возможен и усложнённый вариант. Когда-то давным-давно кто-то неравнодушный спас последний экземпляр, осуждённый на сожжение, утаил от расправы, и далее хранили его многие века вдалеке от церкви и князей. Благодатный сюжет для исторического романа. Впрочем, в итоге, когда бури «инквизиций» отбушевали, где-нибудь в том же XVIII веке, могли сдать список в монастырь. Откуда и присвоил его себе граф Мусин-Пушкин. Список всё же сгорел, погиб в огне московского пожара 1812 года при нашествии Наполеона. Не миновал предназначенной ему судьбы. Но чудом (и волей Божьей) отсрочил своё исчезновение, свой переход в навь, непроявленное, так чтобы успеть открыть миру правду, когда время правды пришло. Так колесница Кришны на поле битвы должна была развалиться гораздо ранее, под ударами стрел, копий, камней, молний и прочего, но держалась мистической силой, пока шло сражение, и только когда сражение закончилось – мгновенно распалась в прах. Чудится мне, что и нашествие двунадесяти языков, и оставление Москвы Кутузовым – всё это случилось лишь для того, чтобы исполнилась судьба рукописи, которая в нашей культуре была и крестражем, и Граалем. Нет сомнений, была на Руси традиция поэтическая, мистическая, духовная, была своеобразная религия и литература. Вот только ничего не осталось. «Велесова книга» и прочие «славяно-арийские веды» – это, конечно, подделки. Одна только книга, одна веда, одно слово избежало пожара и тлена – «Слово о полку Игореве». Оно, «Слово», и есть наша русская Веда и «Махабхарата», наша Старшая и Младшая Эдда, наша «Одиссея» и «Илиада». Маловата, но спаси бог и за это. Могло бы и того не остаться. Не должно было ничего сохраниться. Одно слово – чудо.
Прежде всего мы замечаем, насколько Русь около века XII была христианизирована. Вернее, замечаем, что нинасколько. Только в самом конце автор вдруг вспоминает об официальной религии государства и говорит: «Здрави князи и дружина, побарая за христьяны на поганыя плъки». Дмитрий Сергеевич Лихачёв переводит: «Здравы будте, князья и дружина, борясь за христиан против нашествий поганых!» И эти «христьяны» здесь звучат как-то неубедительно, как-то больше про этническую идентификацию или политическую ориентацию, чем про веру и духовный путь. Да, есть ещё упоминания о храмах, о заутренях и так далее, что подтверждает: речь ведётся и события происходят в «христианской» Русской земле. Но никаких христианских образов, символов, подтекстов и метафор в «Слове» нет. Напротив, везде иное: Велесов внук, Стрибожьи внуки, Див, Троян и так далее. Ещё раз напомню: предположительно всё происходит в 1185 году. Владимир крестил Русь в 985 году. Двести лет как православие официальная религия Русской земли. Двести лет. И в «Слове», мощном, важном, наверняка одном из самых громких и заметных произведений своего времени, нет и следа христианской идеологии. Никакого христианского влияния на стиль, язык, систему образов и мысли в тексте. Легко понять, что «христианизация» Руси шла скорее вширь, чем вглубь. Не только простой народ, но и интеллектуальная элита, формально крестившись, не удосужилась изучить догматы новой веры и никак не изменила свой образ жизни и свои религиозные практики. Истинные, последовательные христиане на Руси были: а) иностранцы (греки и прочие); б) исключения. То же было и у других европейских народов в первые века принятия ими христианства, у моих любимых готов, например. Да не только в первые века. А и во многие последующие. Ведь крестовые походы и рыцарские ордена – совершенно не христианские миссии и учреждения, а, напротив, ясное и неприкрытое возрождение культа Одина с ритуальными войнами-жертвоприношениями и закрытыми военно-мужскими клубами адептов ритуальных убийств и поединков. Мои любимые готы первыми приняли веру в Христа. Они сразу поняли, что это Один (хитрец, притворщик, оборотень и божественный обманщик) принял облик распятого на кресте, чтобы привести к поклонению все народы мира. И история ровно та же: Христа распяли на кресте, закололи копьём, а потом он воскрес; Один проткнул себя копьём и повесил на дереве, а потом воскрес – могучим, колдовским, знающим. Назови Христа Одином или Одина Христом – какая разница? Тем более что для готов и прочих федератов к тому времени «христианской» Римской империи практика их «христианства» предлагалась ровно та же: сражаться и убивать неверных. А иногда и друг друга. Потому что Одину-Христу угодны такие жертвы. Один любит убитых в бою, Христос благословляет убивающих. Но это – про готов, Христа и Одина – большой секрет.
Возможно, появление «языческого» «Слова» в «христианской» Русской земле означало не только и не столько сохранение прежних религиозно-мистических практик, сколько их бурный и протестный ренессанс. В этой связи особое звучание приобретает главная политическая тема «Слова» – критика феодальной раздробленности. В центре поэмы – яркие и проникновенные строки о том, что Русь стала слаба, стала добычей кочевников, потому что князья ссорятся друг с другом, делят землю, не способны собраться вместе для общего дела. И кажется, автор подспудно связывает смуту и разделённость с ренегатством, отступничеством от собственной древней веры. Забегая вперёд, скажу, что определённым образом спасённому Игорю Святославичу автор подсказывает путь, решение стать новым объединителем русских земель на основе прежней, настоящей и действенной религии. При этом ношение крестов и посещение церквей никому по-настоящему не мешает и никого не волнует. Это внешняя, формальная, политическая обрядность. Принято считать, что христианство покорило сначала городские и княжеские элиты, а простой народ долго сохранял старую веру. Но весьма вероятно, что дело было ровно наоборот: церковная пропаганда ориентировалась на широкие массы, чтобы обеспечить политическое единство населения и легитимность власти; сами же княжеские и близкие к княжеским круги для себя полагали естественным сохранение тайных могуществ, практик, обрядов. Тому множество явных и откровенных подтверждений именно в «Слове». Здесь политика пересекается с ренессансом веры. Позже похожая история будет в Золотой Орде. Хан Узбек примет ислам, чтобы упрочить Орду. А выйдет наоборот: из-за принятия новой веры Орда впадёт в смуту и начнёт распадаться. И хан Тохтамыш попробует вернуть идеологию предков, поклонение Тенгре. Тохтамыш в итоге потерпит неудачу. Игоря автор «Слова» хочет видеть русским Тохтамышем, но, насколько мы знаем, реальный Игорь Святославович даже не попытался. Потому что русским Тохтамышем уже был князь Владимир, тот самый, что сначала попробовал реанимировать и систематизировать переживающее кризис «язычество», а потом плюнул и принял готовое разработанное христианство. Интересно то, что автор «Слова» наверняка не был одинок. Скорее, он принадлежал к некой партии внутри околокняжеской элиты, партии консерваторов, традиционалистов и регрессистов, ратовавших за мягкий и тайный, но возврат к истокам. И пользовавших в своих целях военно-политический кризис, связанный с нашествием половцев. Ровно то
