Солнце ушло, блескучая рябь угасла, и тут ему показалось, что сзади кто-то есть. Он слегка повернул голову. В отдалении на камнях грустным одиноким пеньком сидела закутанная в душегрейку Жданка. Он сердито отвернулся, потом покосился еще раз. Сидит. И даже не шевелится. Тут за камнями произошло какое-то движение, и Жданка исчезла. Похоже, не по своей воле. Из-за камней донесся горячий, весьма громкий шепот:
– Если человек говорит, что хочет побыть один, это означает, что он хочет побыть один. Один… а не в обществе рыжих куриц.
– Но я же ничего не делаю. Только смотрю.
– А может, ему не нравится, когда на него смотрят. Я вот терпеть не могу, когда на меня пялятся.
– Я не пялилась.
– Пялилась. Да ты еще и босая! Ноги совсем ледяные.
– Так валенки же промокли.
– А ну, пошли отсюда.
– Пусти! Поставь меня на землю.
– Не ори. Услышит.
– М-м-м. Пусти, а то порежу!
– Не порежешь. У тебя заточка в валенке была, а валенки мокрые.
Крайн хмыкнул. Скорбные мысли незаметно вытеснили мысли житейские: рыжая дурочка невесть сколько просидела босая на холодном камне, теперь непременно простудится, а то, что осталось у него из лекарств, никак не годится для лечения простуды. Тут его самого потянуло в тепло.
В замке все птенцы-подкидыши собрались у камина и, кажется, пребывали в самом развеселом настроении. Рыжую закутали в одеяло и заставили парить ноги в тазу с горячей водой. Беловолосый обормот все-таки свое дело знал, и при других обстоятельствах из него могло бы выйти что-нибудь путное. Теперь же великий травник тягался с Илкой в рукоборстве. Борьба, видимо, шла давно, противники раскраснелись и тяжело пыхтели. Наконец Илка изловчился и впечатал в подложенную подушку жилистую Варкину руку. Ланка восторженно завизжала. Илка, донельзя гордый, давал пощупать всем свои мускулы.
Курицы щупали и одобрительно кивали, Ланка мечтательно улыбалась. Взглянув на невинную Варкину физиономию, крайн сразу заподозрил, что тот поддался нарочно. Простодушный Ивар Ясень кое в чем разбирался получше, чем хитроумный Илия Илм.
«Слабаки. Мальчишки. Пойти, что ли, уложить обоих одной левой?»
Мысль была до того глупая, что он даже ухмыльнулся. Но тут его заметили. Смех умолк, галдеж немедленно прекратился. Все уставились на него, как на дракона, внезапно выползшего из родной пещеры.
Ладно, дракон так дракон, оно и к лучшему. Не глядя на них, он пересек зал и ушел в свое темное логово.
Глава 7
Вокруг сухого дерева творились всякие странности. Крайн только в затылке чесал да гмыкал на манер дядьки Антона. Снег, которого по всей округе было куда больше, чем проталин, отступил от лишенного коры ствола в одночасье, обнажив широкий круг голой земли, и в этом круге вершилось нечто, совершенно не зависящее от капризов изменчивой и ненадежной пригорской весны. Отовсюду буйно лезла острая молодая трава. Из травы выглядывала желтая мать-и-мачеха, почему-то не закрывавшаяся ни в дождь, ни в холод. Потом, вовсе не ко времени, расцвела голубая пролеска, а за ней – изумительной красоты белые гиацинты. Это озадачило господина Луня. Положим, пролеска и первоцвет росли тут испокон веков. Но гиацинт… цветок южный, садовый…
Шиповник у подножья скал покрылся нежной зеленью, а тот, что рос у корней дерева, пламенел пышными цветами. Над цветами мотались сумасшедшие бабочки, из прогретой земли бодро лезли проснувшиеся червячки и букашки.
Впрочем, дереву от всего этого было ни жарко ни холодно. Коряга осталась корягой, несмотря на то что под ней целыми днями кто-нибудь торчал, усердно уговаривая вернуться к жизни. Господин Лунь был доволен. Все при деле, никто не пристает с глупостями и не рвется искать приключений на свою буйную голову.
* * *
Бурю он почуял еще во сне. Птица, до сих пор жившая в нем, встрепенулась, забила тревогу. Буря вставала над горами, качалась на слоновых ногах смерчей, взметала тучи снега с холодных вершин и вот сорвалась вниз через перевалы, по ущельям, по крутым склонам Ветреного кряжа и высокой Белухи. Ледяной воздух, прошитый летящим снегом, лавиной накрыл Пригорье.
Юный Рарка ринулся бы в самую гущу схлестнувшихся воздушных потоков, чтобы, вопя от восторга, бороться с ними и, разумеется, победить.
Крайн Рарог сразу ушел бы вверх, выше облаков и, сберегая силы, позволил бы буре нести себя в стылых водах лунного света, следя, как тень крыльев скользит по сияющим облакам.
Господин Лунь натянул на уши пуховое одеяло, хотя в замок и не доносилось никаких звуков, пять раз сказал себе, что он в полной безопасности, поворочался немного, но все-таки заснул.
Проснулся от голода. Выползать из постели страшно не хотелось. За пятнадцать лет странствий он отвык, что перина может быть мягкой, подушка пышной, одеяло теплым.
Вот если бы завтрак приносили прямо в постель… Между прочим, сам виноват. Приказал бы – и приносили бы. Рыжая приносила бы и таскала бы у него из тарелки лакомые кусочки. Или сама госпожа Хелена. Эта, наоборот, следила бы, чтобы он доедал все до последней крошки.
Голод сделался нестерпимым. Пришлось все-таки выбираться из-под одеяла и тащиться на кухню. На кухне никого не было. Самое печальное, что завтрака тоже не было. Ведра пустые. Плита не топлена.
Дрыхнут, бессовестные. Прихватив последний кусок вчерашней лепешки, он отправился в главный зал, намереваясь растолкать спавших там Варку с Илкой и хорошенько над ними поизмываться.
В главном зале тоже никого не было. Камин едва теплился. Откуда-то ощутимо тянуло холодом. Маленькая дверь оказалась приоткрыта. Машинально он закрыл ее и только тогда сообразил, что происходит. Сбежали…
Ну что ж, скатертью дорога…
Но почему именно сегодня, в жестокую метель, которая, он это чувствовал, накрыла все Пригорье до самой Бренны?
Ивар Ясень, конечно, обормот, но это слишком даже для него. Да, кстати, там же с ними госпожа Хелена, воплощенное благоразумие. Нет, тут что-то не так.
Не сбежали… Случилось что-то иное, нечто по-страшнее, чем обычная дурь неуправляемых отроков.
Командные вопли. Брызги из-под копыт. Лошади, оскальзывающиеся на крутом склоне. Всадники в голубых плащах с трубежским гербом. Или в черных с алыми стрелами барона Косинского. Весна, будь она неладна…
На ходу набрасывая плащ, он распахнул маленькую дверь и выскочил в коридор. За порогом хижины все было, как он и предполагал. Пригорская весенняя буря с мокрым снегом, сшибающим с ног ветром и лютым холодом. Все завоевания весны, все ее проталины, ручьи и лужи снова укрыл снег. Так куда же их все-таки понесло? Оказалось, не очень далеко. Мог бы и сразу догадаться.
Все, включая благоразумную госпожу Хелену, столпились под сухим деревом. С утра пораньше неугомонная Жданка пожелала «посмотреть на цветочки» и вернулась вся в снегу и в слезах. Выяснилось, что любимые цветочки надо срочно спасать. На помощь тут же кинулись Варка, страсть как не любивший, когда Жданка в слезах, и прекрасная Илана, которая очень гордилась своими гиацинтами. За Иланой, выскочившей в одном платье, ринулся, прихватив ее теплую одежду, Илка. Фамка повздыхала, взяла Варкину душегрейку, несколько пледов и тоже отправилась бороться с метелью.
