— Не за что. Помогать органам правопорядка — священный долг каждого гражданина. — Давыдов радужно улыбнулся, почесал пальцем морщинистую переносицу и лукаво сощурился. — А вы небось уже меня в убийцы записали, а?
— А чего бы ради ко мне приходила ваша сотрудница? И все выведывала, выспрашивала. А я бы и рад был ей все рассказать, но сами понимаете. Вы-то хоть сохраните мое инкогнито?
— Ваше — что? — не понял Поремский.
— Инкогнито, — повторил Давыдов. — В смысле тайну моей личности.
— Это уж как получится, — сказал Поремский. — Но обязуюсь не открывать вашего «инкогнито» без крайней необходимости.
— И на том спасибо. За себя-то я не боюсь, но сами понимаете — жена, дети. Вы, самое главное, жене моей не говорите. Про сауну. Ну и вообще.
— Я же пообещал, — напомнил Поремский.
На столе у Поремского зазвонил телефон. Он снял трубку.
Алло… Что?.. Вот черт! Где она?.. Так… так… В какой больнице?.. Понял. А Леуса куда?.. В реанимацию?.. Ясно. Держи меня в курсе, хорошо?.. Пока.
Поремский положил трубку и мрачно посмотрел на Давыдова. Тот невольно поежился под взглядом следователя.
— Что-то случилось? — робко спросил Давыдов.
— Случилось, но вас это не касается.
Ясно, — вздохнул Давыдов. — Я могу идти?
— Идите.
Давыдов кивнул, взял пропуск, пискнул «до свиданья» и поспешил ретироваться.
Глава 15
НАПАРНИК
Миша Камельков сидел перед кроватью и держал Юлю за руку. Рука была вялой и бескровной. Юля лежала в постели с поднятым до самого подбородка одеялом. Глаза ее безучастно смотрели в больничный потолок. Ее красивое лицо побледнело, черты обострились. Под глазами пролегли глубокие тени, губы побелели и запеклись.
— Все будет в порядке, — говорил Камельков, сжимая в ладонях узкую Юлину ладонь. — Врач сказал, что операция прошла успешно. Жизненно важные органы не задеты. Уже через месяц сможешь танцевать, останется только маленький шрамик.
— Не… волнуйся, — тихо проговорила Юля и облизнула пересохшие губы. — Я чувствую себя нормально.
— Только маленький шрамик, — повторил Камельков, стараясь, чтобы голос не задрожал.
Юля повернулась и посмотрела на него ввалившимися глазами.
— А ты… будешь… меня такую любить? — спросила она.
— Спрашиваешь! — горячо воскликнул Мишаня. — Я буду любить тебя всякую! Главное, чтобы ты меня любила, а об остальном не беспокойся.
— Я бы тебя любила, — сказала Юля и снова отвернулась от Камелькова. Глаза ее, огромные, запавшие, смотрели в потолок. — Плохо, что все так получилось, — сказала Юля. — Теперь ты не сможешь спокойно работать. А ты должен быть спокойным.
Камельков нежно поцеловал Юлины пальцы, прижал ее руку к своей щеке и сказал:
— Не волнуйся. Этот гад получит сполна, обещаю тебе!
— Да, — ответила Юля. — Я знаю. Теперь ему не отвертеться. Мы сумели его прижать, да?
— Да, сумели. И только благодаря тебе. — Камельков глянул на наручные часы.
— Тебе пора? — не глядя на него, спросила Юля.
Мишаня вздохнул:
— Да, зая. Сейчас я должен идти, но завтра утром я снова буду у тебя. Хорошо?
— Хорошо.
Камельков встал со стула, затем наклонился и осторожно, словно боялся поранить, поцеловал Юлю в губы.
— Не скучай, — ласково сказал он. — Думай только о хорошем.
Юля улыбнулась:
— Хорошо, милый. Я буду думать о тебе. Только прошу тебя… будь осторожен. И ничего не делай один, без своих товарищей. Обещаешь?
— Обещаю.
Камельков почувствовал, как на глаза ему наворачиваются слезы.
— До завтра, — сказал он, повернулся и поспешно, чтобы Юля не успела заметить его мокрых глаз, вышел из кабинета.
План был простой. Дождаться темноты, а там будь что будет. Ловкости и силы Камелькову было не занимать. Избитый Леус лежал в реанимации. У него были сломаны кости лица, а также — обширная гематома в мозгу. Никаких сожалений по этому поводу Камельков не испытывал. Ну, может быть, всего одно — что подонок не превратился в овощ. Впрочем, овощ не может дать показаний, а Леус, по утверждению врачей, должен был со временем прийти в себя. На данном этапе Камелькова это вполне устраивало.
Поремскому он решил не звонить. Хотел было зайти в бар и выпить рюмку-другую водки, чтобы снять напряжение, но затем передумал. Голова должна была работать четко.
Первый свой визит Камельков нанес оперативнику из детективно-охранного агентства «Глория» Филиппу Агееву, с которым его когда-то познакомил Турецкий. После этого они встречались по делам службы еще три или четыре раза. Благодаря сходству темпераментов и характеров Камельков и Агеев с самой первой встречи нашли общий язык, а вскоре и подружились.
Филя встретил Камелькова радостным возгласом:
— Мишаня! Сколько лет, сколько зим! Проходи, дорогой! Пиво будешь?
Камельков угрюмо мотнул головой.
— Значит, дело и впрямь серьезное, — заключил Агеев. — Выкладывай, что случилось.
Покинув Агеева, Камельков отправился в хозяйственный магазин, чтобы прикупить пару-тройку необходимых вещей. Выходя из магазина, он увидел неподалеку от пивного киоска знакомую рослую, широкоплечую фигуру. «На ловца и зверь бежит», — подумал Камельков.
Мужчина взял что-то у молодого парня, прикинутого рэппером (широкие штаны, толстовка с капюшоном, голова, украшенная рыжеватыми дредами), и что-то передал ему взамен. При этом оба вели себя более чем подозрительно — стреляли глазами по сторонам, переминались с ноги на ногу и так далее. Вскоре парень ушел, а верзила остался у киоска, по-видимому соображая, в какую сторону ему двинуть теперь.
«Эх, Гамов, Гамов, — с усмешкой подумал про верзилу Камельков, — тебе только в разведке работать».
Он подошел и негромко окликнул:
— Привет, Гамов!
Верзила быстро спрятал руку в карман, затем обернулся и, прищурившись, посмотрел на Камелькова.
— А, Михал Петрович, — протянул он. — Как поживаешь?
— Лучше всех. А ты?
— Не жалуюсь, — пожал плечами верзила.
Камельков подошел к Гамову вплотную. Посмотрел на руку, спрятанную в карман.
— Что в кармане? — сухо спросил он.
— Ничего, — ответил Гамов. Голос его при этом слегка дрогнул, а сам Гамов слегка порозовел.
— Покажи, — потребовал Камельков.
— Чего?
— Вынь руку из кармана и покажи, что в ней.
