Церковное барбекю устроили неделю спустя после моего отъезда в Джорджию. Обычно я не пропускала его, но в тот год мероприятие отложили на две недели из-за дождя, а менять рейс было слишком дорого.
– Я вошел и подумал, что это ты, – продолжил он. – Вы были так похожи, что аж страшно. Я помню, на ней были те яркие шорты с диким рисунком. Ну, а когда все завертелось, я не мог перестать думать о том, как увидел ее в тот последний день. А потом подумал: а что, если это была ты? Никак не мог выкинуть это из головы. Это меня пугало.
Он взял меня за руку и крепко сжал. Мое сердце неистово колотилось, когда я смотрела в его кофейные глаза. «Почему я так нервничаю? Это же просто Майкл – теплый, высокий и надежный. С ним безопасно».
С Майклом было так безопасно, что мне не нужен был никакой пузырь.
Я подалась вперед и поцеловала его. Не пьяным поцелуем, как в тот раз, а больше похожим на полет, и воздух в моих легких циркулировал свободно, а не сжимался в отчаянии. Майкл улыбнулся и поцеловал меня в ответ.
* * *
Мама стояла в дверях кухни, уперев руки в бока.
– Клодия, мы купили тебе мобильный телефон не просто так. Ты должна была сообщить мне, где ты, – произнесла она ровным тоном, в котором все же сквозили опасные нотки.
– Извини, мне просто… нужно было проветрить голову. – Я сделала глубокий вдох. – Мам, я вспомнила свой последний день в школе.
Мама ахнула и скрестила руки на груди, словно заслоняясь от чего-то, потом развернулась на пятках и направилась в кухню.
– Иди сюда. Чувствую, нам пора поговорить.
Я сглотнула; мой желудок притиснулся к самому позвоночнику.
– Наверное, пора наконец-то сказать тебе все прямо, Клодия, – начала она, отодвигая стул от стола. – Я думала, что это будет вредно для твоего… выздоровления. Но, может быть, правда все-таки поможет тебе.
– Правда о чем? – выдавила я, тоже садясь за стол и обхватывая себя руками.
Мама сделала глубокий вдох и сложила руки ладонь к ладони.
– Перед тем как это случилось, Мандей приходила сюда, вскоре после того, как ты уехала к бабушке. Она почти ничего не сказала, но… все выглядело так, будто она хочет поговорить о чем-то. Я собиралась на библейские чтения, поэтому предложила ей подвезти ее до дома. Когда мы доехали, Мандей начала плакать. Что-то с ней в тот день было не так. Я говорила об этом с твоим отцом, и мы решили сделать анонимный звонок в социальную службу. А теперь… я гадаю, не сделали ли мы только хуже. Может быть, этот звонок каким-то образом вывел Патти из себя, и она выместила все на бедной девочке.
Мои зубы клацали, словно тело наполнилось морозным воздухом. На глаза набежали слезы.
– Когда ты стала говорить, что ее нигде нет, я подумала, может быть, они – я хочу сказать, социальные службы – забрали ее из дома насовсем. И мы… то есть я… я не хотела, чтобы ты ненавидела меня из-за того, что мой поступок лишил тебя лучшей подруги.
Мама наконец-то позволила своим слезам пролиться.
– Я была неправа, когда не сказала тебе. Я ведь знала, что ты достаточно взрослая и умная, чтобы все понять. Прости меня, Горошинка. Пожалуйста, не надо меня ненавидеть.
Она протянула руки, чтобы коснуться моих ладоней, и я наконец-то сделала вдох.
– Я ни за что не стала бы ненавидеть тебя, мам. Никогда!
Она вытерла глаза.
– Господи, у меня было такое чувство, как будто я опять потеряла еще одного ребенка… Я не хотела, чтобы ты видела меня такой. Только не снова… Потому что я знаю, как сильно ты любила эту девочку.
Мои губы задрожали.
– Это правда, мам. Я действительно ее любила.
Она взяла меня за руку и прошептала:
– Я тоже, Горошинка. И папа тоже. Вот почему я думаю, что нам… нужно обратиться за настоящей помощью. Всем вместе.
Июнь
Если б я была цветом, то только белым, пустым в своей безликости. Чистым, цельным, девственным, предсказуемым.
Скучным.
Краски, брошенные в меня, не впитывались в мой холст и не оставляли следа. Краски смывались обычной водой. Вот поэтому эту историю так тяжело помнить. Тяжело смотреться в зеркало и видеть все, из чего ты сделана, и все, что ты не смогла впитать.
Но я открыта к переменам. Готова оказаться там, где смогу разом охватить все цвета, которые так люблю, понять, что они такое, и научиться у них.
Я открыта новому.
После
На прошлой неделе Томас Чарльз, отец Мандей и Огаста Чарльза, подал против городских властей многомиллионный иск по делу неправомерной смерти – после того, как представители власти не смогли должным образом отреагировать на запросы школьных работников и социальных служб.
Этот иск вызвал раскол между городским советом и местными общественными деятелями. Тодд Харрис из Организации градостроения округа Колумбия считает, что это дело затрагивает фундаментальные проблемы.
– Что ж, я думаю, это сводится к одному вопросу: кто на самом деле отвечает за ваше благополучие – ваша семья, правительство или ваша община?
Я терпеливо ждала в очереди к стойке «Старбакс». Ждала, пока она заметит меня. Ждала, чтобы мы встретились взглядами и по-настоящему увидели друг друга. Я шагнула вплотную к стойке, и она моргнула, вытирая руки о свой передник.
– У тебя волосы теперь короче, – выпалила я. – И краснее. Скорее как томат, смешанный с вишней.
Эйприл хмыкнула.
– Значит, ты наконец-то вспомнила? Спустя столько времени, блин…
Я улыбнулась.
– Мне горячий шоколад.
Она кивнула и бросила через плечо:
– У меня перерыв!
Я должна была найти Эйприл. Поскольку верила, что она – более, чем кто-либо другой – будет честна со мной. Мы сели на скамью, имитирующую автобусное сиденье, и молча пили напитки.
– У меня всего пятнадцать минут, так что давай быстро.
– Сколько раз у меня было это?
– Дважды, – призналась она. – Но этот раз был самым долгим.
Я покачала головой.
– Странно, что ты мне подыгрывала.
– Можно подумать, у меня был выбор… Твоя мама упросила меня. Сказала, что это часть твоего «лечения» и что я должна «пожалеть» тебя. Ха! Почему это я должна жалеть тебя? Как будто это ты, а не я, потеряла всю свою семью!
Я прикусила губу, пытаясь побороть жгучее чувство вины.
– Так почему ты это сделала?
Эйприл покачала головой, на глаза ей навернулись слезы.
– Потому что ты никогда не прекращала искать ее. Никогда.
