для общественного мнения. Война на суше не имела существенных последствий для британского общества – жалкие операции крохотных армий терялись на фоне грандиозных сражений на континенте, – но любые столкновения на море неизменно привлекали внимание британцев. Поражения британских фрегатов в первый год войны стали глубоким потрясением даже в тех случаях, когда победу одерживали американские корабли большей мощности. В сознании британской публики преимущество в силе не считалось достаточным оправданием целой серии катастроф. Разочарование британцев усугублялось огромными успехами американских каперов. Британское общество не привыкло читать о том, что вражеские корабли беспрепятственно курсируют в Ла-Манше и Ирландском море. Американцы помогли ему понять, как мало на британских кораблях хорошо подготовленных моряков и насколько лидерские качества американских капитанов превосходят достоинства их собственных офицеров. Регулярный американский военно-морской флот обладал прекрасными кораблями и был настолько мал, что командовать ими назначались только самые лучшие офицеры. Кроме того, это был флот добровольцев. Как и в случае с офицерами, небольшое количество кораблей позволяло подбирать для службы на них самых лучших из имеющихся моряков.
И все же после всех жалоб общественности британский флот добился доминирующего положения на море. Начиная с лета 1813 года кольцо британских кораблей сомкнулось вокруг побережья Соединенных Штатов, парализуя американскую торговлю и делая все побережье беззащитным перед атаками британцев. Американский военно-морской флот был настолько мал, что не мог бы противостоять никакой крупной британской эскадре, поэтому его операции сводились к тому, чтобы выслеживать одиночные британские фрегаты или более мелкие корабли и грабить британские коммерческие суда. Однако он был не в состоянии бросить вызов британской блокаде или защитить американское побережье.
Неумелые американские военные операции и уязвимость американского побережья в значительной степени проистекали из несостоятельности политики демократо-республиканской партии в предвоенные годы. Джефферсон и его партия искренне надеялись, что Соединенные Штаты смогут избежать войны и оградят себя от хаоса, царившего в Европе. Они позволили этой надежде заслонить реальную ситуацию. Влияние Наполеоновских войн было так сильно, что весь период с 1803 по 1812 год казалось, что Соединенным Штатам придется либо мириться с военными ограничениями своей коммерции, либо вступить в войну. В качестве альтернативы войне они испробовали экономическое принуждение, но, несмотря на оптимизм Джефферсона, не было никакой уверенности в его успехе. В то же время война всегда рассматривалась как одна из возможностей.
Во время постоянного кризиса разумная предусмотрительность требовала создания армии и военно-морского флота, способных, как минимум, профессионально защищать Соединенные Штаты. Кроме того, она требовала, чтобы флот мог защитить американские морские права. При наличии такого флота необъявленная война на море могла бы послужить американским интересам лучше, чем объявление войны и попытка вторжения в Канаду. Однако, несмотря на то что угроза войны была постоянной, демократо-республиканцы не создали соответствующих военных сил и не начали финансовую подготовку к войне, пока в 1812 году не объявили ее официально. В результате в 1814 году Соединенные Штаты оказались на грани катастрофы. То, что этой катастрофы удалось избежать, превратило войну 1812 года из провальной в почти успешную. Война, которая началась, чтобы с помощью завоевания Канады добиться уважения к американским правам на море, стала, в конце концов, рассматриваться в Соединенных Штатах как успех, поскольку не привела ни к территориальным потерям, ни к краху правительства.
Не удивительно, что в Британии последствия войны 1812 года были совсем незначительными. Промышленники и экспортеры, получавшие прибыль от торговли с Америкой, вполне объяснимо обрадовались окончанию войны, а известия о Ватерлоо быстро затмили всеобщее беспокойство из-за провалов 1814 года. Неудачные бои в Америке и смутившие всех поражения военно-морского флота были забыты на фоне радости от успешного завершения почти двадцатилетней войны с Францией. Катастрофа в Новом Орлеане и поражения фрегатов казались весьма незначительными по сравнению с сотрясавшими мир победами в битвах при Ватерлоо и Трафальгаре. Время так быстро стерло из памяти маленькую войну по ту сторону Атлантики, что через сто лет даже хорошо образованный англичанин мог ни разу не слышать о ней.
В Канаде ситуация сильно отличалась от этой. Здесь война 1812 года имела жизненно важное значение. Несмотря на то что главную роль в отражении американского вторжения сыграли британские регулярные войска, их поддержала многочисленная канадская милиция. Многим канадцам эта война виделась войной за существование. Какие бы цели ни провозглашали Соединенные Штаты при вторжении в Канаду, не было никаких гарантий, что, завоевав Канаду, они не изменят их. Провал завоевания Канады Соединенными Штатами способствовал становлению канадской идентичности и вместе с тем на долгое время породил подозрительность в отношении Соединенных Штатов. Через 100 лет, когда британцы уже забыли про эту войну, канадцы обрели в ней такое желанное патриотическое прошлое. Все недостатки милиции, введение военного положения и предательства были забыты, и ополченцев 1812 года окружили ореолом славы спасителей отечества. Американцы, которые позднее в XIX веке хотели аннексировать Канаду, обнаружили, что вторжение 1812 года сильно усложнило их задачу.
В Соединенных Штатах, как и в Канаде, война 1812 года стимулировала становление национальных чувств. Жаркие споры, доходившие едва ли не до распада, были забыты перед лицом восхитительного чувства облегчения, с которым было встречено отражение британских попыток захватить Платтсбург, Балтимор и, самое главное, Новый Орлеан. В договоре о мире Соединенные Штаты не добились ни одной из своих целей в этой войне, но к 1814 году политика британцев начала меняться, и для американцев она превратилась в войну за выживание. Страна фактически обанкротилась, ее побережья были беззащитны перед нападениями, Новая Англия заговорила об отделении, а через Атлантику шли корабли победителей Наполеона. Казалось, ничто не могло спасти Соединенные Штаты от унизительного поражения и расчленения. Могли ли плохо обученные новобранцы, которые сдались Броку у Детройта и время от времени топтались вдоль канадской границы, надеяться повернуть вспять ветеранов Пиренейского полуострова?
В августе 1814 года эта жалкая армия разбежалась перед британцами, Мэдисон и его кабинет скрылись в провинции и столица была сожжена. Когда стало известно, что Превост со своей армией в 10 тысяч человек не пошел в Хадсон-Велли, а вернулся назад в Канаду и Балтимор устоял, казалось, что случилось чудо. Но самое главное, в новом году пришли невероятные известия, что Джексон, потеряв всего 70 человек, одержал полную победу над армией британских ветеранов. То, что при подписании мирного договора Соединенные Штаты не добились ни одной из своих целей, померкло перед радостью, что война закончилась полной победой американцев на суше.
Вспыхнувший в послевоенные годы американский энтузиазм и национализм следует рассматривать в сравнении с беспросветной чернотой лета 1814 года.
