все это записано в официальных регистрационных правительственных актах. Но самое интересное во всем этом, что Тан Лон собирается предложить на рассмотрение проект строительства монументального комплекса в центре Пекина.
— Насколько монументального?
— Как гора, которая заслонит солнце. Они связались с самыми известными архитекторами мира, включая И. М. Пея, и предложили им сделать проекты. Эта информация исходит от американского журналиста Говарда Джинджера — друга Тана и моего тоже.
— У тебя есть что-нибудь хорошее для меня, что можно было бы использовать против него?
— Да, конечно, — кивнул он. — Молодой Лон является владельцем издательства «Blue Sea».
— Он издает книги?
— Да. Очень странные книги и журналы. Антиправительственный хлам и порнографическую литературу, написанную писателями, находящимися в черном списке. Их не осмелится издать ни одно из государственных издательств. Самая сенсационная их книга — «Сирота» — создала этому издательству имя и принесла большие доходы. Ее написала девушка по имени Суми Во, которая…
— Вы сказали — Суми Во? — выдохнул я.
— Да, Суми Во. Книга — это воспоминания о ее сиротской жизни в Фуцзяни. Ходят слухи, что по ней хотят даже снять фильм.
Я ухватился за стул, чувствуя, что у меня закружилась голова. — Что с вами?
— Ничего. Вы уверены, что имя автора Суми Во?
— О да. Она очень известна.
— Вы можете найти ее?
— Именно поэтому я перенес нашу встречу. Она сейчас в Тьенджине, работает над своей второй книгой.
— Найдите ее. Сейчас же… — Мои слова прозвучали едва слышно.
ГЛАВА 36
1985
ТЬЕНДЖИН
Канун Нового года всегда наполняет мое сердце тоской и пустотой. Холодный пронизывающий северный ветер с моря гулял по грязным улицам Тьенджина, усиливая мое одиночество. Тан был далеко, мой сын — тоже, и это чувство целиком поглотило меня. Слишком много праздников, проведенных в одиночестве и жалобах. Я часто думала, как бы это могло быть, если бы у меня был отец или мать, кто-то близкий. Кто приходит каждый день домой, улыбается, обнимает меня, расспрашивает.
В таком тоскливом настроении я пребывала и в тот последний день уходящего года. Я думала о своей маленькой сестре Лили, которую, как мне сказали, отправили в другой приют, а потом удочерила хорошая богатая семья где-то на юге. У нее были большие глаза, вечно сопливый нос, маленькие зубки и прелестные ямочки на щеках, и еще шрам, который я, ее старшая сестра, оставила у нее за правым ухом, когда мы дрались из-за какой-то игрушки. Где же она теперь? Жива ли? Голод был жесток, и простейшие инфекции унесли множество молодых и хрупких жизней. Казалось нелепым, что именно я осталась жива. Я искренне желала, чтобы моя сестра, где бы она ни находилась, была жива. И чтобы жила хорошо.
Воспоминания о Лили неизбежно приводили меня к почти стершимся воспоминаниям о наших родителях. Папа был высокий, красивый, щегольски одетый, с широкой белозубой улыбкой на лице, пахнущий, как море летом. Мама — маленькая, прелестная, с запахом ранней весны. В один из дней они больше не вернулись. Исчезли. Превратились в воспоминания. Пришли из ниоткуда и ушли в никуда, на остров памяти, завернувшись в одиночество на краю моего туманного далекого прошлого.
Мне было больно касаться этой глубокой раны. Даже теперь она отзывалась страхом и тоской. Я давно научилась закрывать глаза и стараться не думать о себе, ведущей жизнь маленького брошенного зверька в клетке сиротства. Я научилась глотать все обиды, большие и маленькие. Я изобрела свой собственный метод хоронить все свои печали на самом дне души, прятать их и беспощадно уничтожать. Однажды, когда все это будет сделано, я стану чувствовать себя лучше.
Я сидела в бальном зале гостиницы, где должен был состояться праздник по случаю Нового года. Вокруг меня суетились дети из приюта Тьенджин, наводя последний лоск на украшение зала. Я подняла глаза от своего букета, который старательно составляла из своих любимых лилий, роз, подсолнухов и желто-оранжевых тюльпанов. Старинные часы медленно тикали, указывая на четыре. Из-за закрытых дверей кухни по залу разносился аппетитный запах еды. Ужин вот-вот будет готов. Я улыбнулась. Ред-Ред, маленький мальчишка с длинными взъерошенными волосами, у которого не хватало двух пальцев на руке, внезапно оказался рядом со мной.
— Девушка, ты похожа на еще один цветок.
— О, Ред-Ред, прибереги свои сладкие комплименты для девочки в желтом платье, — сказала я, связывая вместе тюльпаны.
— Есть хочу, этот запах просто убивает меня, — глубоко вздохнул он.
— Потерпи. До ужина осталось всего несколько минут. Почему бы тебе не угадать, чем так пахнет? — спросила я, надеясь отвлечь его.
— Свинина с имбирем, говядина с кинзой, крабы с чесноком и немного рыбы в уксусе. — Глаза Ред-Реда были закрыты, воображение разыгралось, он замолк, пытаясь сглотнуть слюну. — Хвост быка немного подгорел, самую малость, и еще там есть рыба на пару.
Я поразилась:
— У тебя отличный нюх.
— За годы попрошайничества, когда я принюхивался к трубам в богатых домах, а потом подъедал остатки еды, можно научиться любить запахи больше, чем саму еду. Некоторые блюда я никогда не пробовал, но знаю, какими они будут на вкус. — Он снова закрыл глаза.
— Перестань. Еду вот-вот подадут.
Прозвучал гонг. Полный шеф-повар в клоунском наряде открыл дверь и объявил:
— Ужин подан! — Он начал кружиться, позвякивая колокольчиком в ритме вальса и постепенно удаляясь в холл. Его огромные клоунские ботинки громко топали. Сироты окружили повара, радостно приветствуя его и дергая за подтяжки, гурьбой повалили в столовую.
Там стоял длинный стол, уставленный едой, которую точно описал Ред-Ред. Прекрасно зажаренная свинина, порезанная на мелкие кусочки и разложенная на гигантском блюде. Воловьи хвосты блестели от масла. Шеф-повар нарочно слегка припалил их для улучшения вкуса, чтобы жир, стекающий на сковороду, лучше впитался, а мясо стало более сочным. Огромный карп, длиною около метра, который совсем недавно переплыл Тихий океан, теперь находился на блюде, приготовленный на пару. Рыба лежала на подстилке из тонко наструганного имбиря и трав. Ее хвост застыл между тарелками, похожими на маленькие лодочки.
Когда все устроились за столом, Ред-Ред все еще оставался в углу с закрытыми глазами. Я подошла к нему, обняла и похлопала по лбу.
— Ты уже можешь открывать глаза. Обещаю тебе, что еда будет на вкус еще более приятной, чем запах.
Ред-Ред немного приоткрыл глаза:
— Я в раю?
— Нет еще. Тебя в жизни ждет еще много хорошего.
— Я не заставлю их ждать слишком долго. — Ред-Ред поспешил к столу.
«Это будет прекрасный Новый год», — подумала я, слушая
