честь. Но есть еще один вопрос, по которому я должен обратиться. Мне или вам нужно немедленно отбыть в Крепость, — последнее слово Эйстон выделил, как будто намекал на какое-то определенное укрепление, если это было конечно оно.
— Иди, — посерьезнев, позволил император. Он колебался, видимо решая, не требуется ли и его внимания, но взгляд на девушку за плечом внес свои коррективы. — Кирин, вас еще не представили. Эва — моя невеста, — я учтиво склонила голову, — Кириниса — моя единственная племянница и, на данный момент, моя самая близкая родственница из женской половины семьи. Думаю, представлять принцев не стоит, они чаще появляются на публике.
— Да, их высочеств я уже запомнила, — тихо призналась девушка. — Могу я поговорить с вашей племянницей наедине?
— Если недолго. Бальный зал не покидать, — распорядился монарх и отошел от нас, давая возможность поговорить без его мужских ушей.
Признаться, слова девушки о разговоре прошли мимо меня: я смотрела вслед уходившему магу, и на душе становилось тоскливо, начинали скрести кошки, как будто должно было произойти что-то, что не укладывается в картину моего привычного мира.
— Кириниса? — осторожно позвала девушка… Эва, напомнила я себе. Зажмурилась, пытаясь избавиться от видения уходящего мага, и растянувшись в улыбке, хотя теперь никакой радости я не чувствовала, обратила внимание на говорившую.
— Можно просто Кирин. В семье не приняты условности, а ты теперь ее часть.
— В семье, — задумчиво повторила девушка, забавно хмуря лобик и ничуть не думая о морщинах. Даже Франческа была аккуратна в выражении эмоций, чтобы не пришлось бежать за помощью к магу, а тут… будущая императрица и совершенно не озабочена собственным внешним видом! Она уже начинала мне нравиться.
— Семья императора. Тебе еще устроят бурное знакомство с родственниками, — поделилась опытом я, то и дело бросая взгляд куда-то в сторону. Мне казалось, что за мной наблюдают, но я никак не могла понять, откуда смотрит невидимый зритель.
— Вам… — Она снова нахмурилась. — Тебе устраивали подобное, — она остановилась, подбирая слова, — развлечение?
— Да, но дальних родственников я как не знала, так и не помню, — призналась я и добавила: — У меня плохая память на драгоценности, а ничего другого в том водовороте платьев и костюмов я не успевала разглядеть. Только блеск.
— Понятно.
Эва замолчала. И я прекрасно ее понимала: я и сама не знала, о чем нам говорить. Впрочем, девушку стоило похвалить: разговаривать сразу после того, как тебя огорошил предложение руки, сердца и вороха проблем сам его величество, не каждому под силу, она справилась. И справляется.
Я нашла глазами императора. Эйвор разговаривал с советником, бросая частые взгляды на нас. Заметив мой интерес, император прервал беседу и чуть приподнял голову вверх, словно интересовался, все ли в порядке. Я спешно кивнула и отвернулась: обращаться к его величеству только потому, что мне «показалось» думалось глупым и даже позорным. Еще и отвлекать его от советника, чтобы старый плут позже припомнил мне это недоразумение.
Но даже от понимания. Что император совсем рядом, нервозность и не думала исчезать — скорее усиливалась, заставляя чувствовать себя даже не в чужой тарелке, а вовсе на вертеле над огнем. И ощущение, что горячее пламя лижет кожу, все больше соответствовало действительности. И хотелось броситься вон из зала, забежать в ванную и прямо в одежде встать под душ.
Я начала задыхаться, перед глазами все поплыло, и Эва исчезла из моего поля зрения. А после я почувствовала, как кто-то твердо ведет меня к выходу. Почему к выходу? Потому что с каждым шагом дышать становилось легче, и я быстро семенила рядом с… я глянула на своего спасителя и облегченно выдохнула. Сведрига. Кто лучше, чем она мог понять, что мне плохо?! Ведь только ее я не могла провести. Никогда.
— Спасибо, — слабо поблагодарила я.
— Не за что, — улыбнулась подруга, но что-то в ее тоне было неправильное. Она извинялась?
— Нет, ты, правда, мне помогла. Очень.
Мы шли по какому-то коридору. Шли, несмотря на то, что я понимала, что должна вернуться в зал, понимала, что император разозлится, что он будет искать, но… ноги сами послушно шли, как будто и не меня вовсе слушались.
— Куда мы идем? — не нашла ничего лучше, чем спросить. Хотела остановиться, чтобы передохнуть, но не смогла.
— Здесь недалеко, — успокоила меня… или себя Сведрига?
— Рига, что происходит?
Мне стало как-то совсем невесело.
— Ничего. Мы просто идем в гости, — отмахнулась девушка. В ее голосе появилось раздражение.
— Мне нельзя никуда уходить. Император…
— Да сдался тебе твой император! — рыкнула она и, больно вцепившись мне в руку, поволокла дальше. И только сейчас я заметила, что на руке не хватает браслета. По телу прошла судорога, и я наконец-то остановилась, споткнувшись и упав на пол.
Больно… лицо залила теплая жидкость. Кровь?
Сведрига выругалась и вздернула меня на ноги, резко вытянула из кармана носовой платок и прижала его к моему лицу. Дышать было сложно, а сквозь ее платок…
— Рига… за что? — я хотела сказать это четко, глядя ей в глаза, но вышли только отдельные звуки, на которые она не обратила внимание.
Было гадко. Не от пролитой на себя крови, не от грязного платья, подол которого порвался — от ситуации. От того, кто причиняет мне боль. Ведь это было предательство? Я не понимала, куда и зачем она меня тащит, но от самого факта, что это делает она, сердце сжималось, рвалось на куски и разлеталось осколками. Рушилась, превращаясь в прах, моя последняя детская дружба. Рушила из-за дворца. Да, он меняет. И сейчас я понимала это лучше, чем никогда.
— Пришли, — шепотом, как будто не веря, что все получилось, выдохнула Сведрига.
Мы стояли в полупустой комнате, где остатки мебели были прикрыты полупрозрачными белыми покрывалами, как иногда поступают при ремонте, чтобы защитить от пыли. Огонь не зажигали, чтобы разглядеть конструкцию портала, хватало его собственного света.
— Идем.
Девушка толкнула меня в спину, заставляя сделать шаг вперед. И я снова пошла, механически, без собственного контроля, в ту сторону, куда меня толкнули. Перед глазами стало темно, боль ушла — я потеряла сознание.
Насколько приятно просыпаться самой под ласковые поглаживания солнышка, настолько же отвратительно неприятно приходить в сознание по воле случая, действовавшего чужими руками. Меня не стали обливать водой, как часто случается в подобных ситуациях, не стали бить по щекам, просто в один миг чувствительность вернулась, усиленная в сотни раз. Я закричала: мне было больно от простого прикосновения, даже холодный пол под спиной ощущался пыточным ложем.
— Достаточно, она очнулась, — констатировал
