то знайте, что ваши единогласные требования хотя и делают мне большую честь, однако возлагают на меня тяжелое бремя»; и так далее.65
Впрочем, по мнению самого автора, речь эта не была пределом его ораторского красноречия; в ней, по собственному выражению его, «нет ораторского разделения, исторических примеров, поэтических образов, грамматических фигур, блесток, коими риторы украшают свои речи» (Письмо к Перпетую). Зато он вознаграждает себя в письмах, где подражает Плинию и Симмаху (и которые он сам собрал и издал по совету друзей). Все послания носят следы самой тщательной обработки. Очевидно, что высшее удовольствие для Сидония – бороться, состязаться со своими друзьями в остроумии (esprit), изысканности, утонченности. Он любит преодолевать трудности, пускаться в описания до последних мелочей жизни варваров и римлян, как мы уже видели из вышеприведенного описания двора Евриха. Но верх самодовольствия, когда он считает себя достигнувшим верха литературной славы – если ему удается включить несколько импровизированных стихов в фамильярное, дружеское письмо. Так, он рассказывает, что однажды во время путешествия должен был перейти через ручей, но не нашел брода и по этому поводу импровизировал следующее двустишие:
«Praecipiti modo quod decurrit tramite flumen
Крутою тропинкою быстро сбегает река
Tempore consumptum iam cito deficiet
И, истребленная временем, скоро спадает».
Несколько более грации и изящества в стихотворении, которое он сочинил как надпись на металлическую чашу, предназначенную в подарок жене Евриха Рахнагильде. Чаша имела вид морской раковины, и Сидоний в своем стихотворении говорит:
«Та раковина, в которой Тритоны носили
Афродиту, не столь прекрасна, как эта
чаша. Склони же перед ней, королева, свое
прелестное лицо; чаша от этого станет
еще более блестящей».
Особенно любопытно то, что эти стихотворения можно читать с конца, и они сохранят свой размер и не потеряют смысл. По изяществу языка, по грациозным сравнениям это небольшое стихотворение может выдержать сравнение с каким угодно мадригалом, принадлежащим bel esprit (остроумие) XVII века.
Любопытным памятником, служащим нам для пояснения образа жизни тогдашнего духовенства, его времяпрепровождения, в котором элемент светский сливался с духовным и мирился с ним, может служить письмо Сидония к другу его Эрифию. У гробницы св. Юста, епископа Лионского IV века, в промежутке между двумя церковными службами – утреней и обедней, – они занимаются игрой в мяч, разделившись на партии, игрой в кости, импровизацией стихов и т. п.66
Но скоро и в другом отношении Аполлинарию Сидонию удалось выказать свой талант. Епископство Клермонтское, находившееся на границе двух варварских миров – Бургундского, простиравшего с востока свои завоевания к Оверни, и Вестготского, часто подвергалось нападениям. Клермонтскому епископу пришлось еще ближе познакомиться с варварами, к которым он чувствовал отвращение и ненависть, соединенные со страхом. Это чувство происходило столько же из аристократической гордости родовитого галло-римлянина, сколько из сознания своего умственного превосходства; но более всего оскорбляла Сидония грубость нравов и привычек германских варваров. Человеку, возросшему среди изысканного и утонченного образа жизни высшего круга, бургунды и готы, явившиеся в Галлию, казались дикарями, каждый поступок которых неприятно действовал на его избалованные нервы. Это враждебное чувство было тем сильнее, чем значительнее становилась роль варваров в судьбах Римской империи. Вот отрывок из его стихотворения, которое он написал другу своему после взятия Лиона:
«Как, ты требуешь, чтобы я сложил стих в честь фесценинской Дианы, я, среди толпы косматых варваров и вынося звуки германского наречия, я, принужденный с приятной улыбкой расхваливать песни, которые поет объевшийся бургунд, намазывая волосы тухлым маслом. Хочешь, я скажу тебе, отчего невозможна моя поэма? Моя муза отвергла шестистопный стих с тех пор, как видит семистопных патронов (то есть ростом в 7 футов). Счастливы глаза твои и уши, я скажу даже: счастливо твое обоняние: десять бургундов не оскорбляют его каждое утро отрыжкой лука и проклятого чеснока. Гиганты, которых едва поместит кухня Алкиноя, не ломятся на самом рассвете к тебе в комнату, как будто ты дряхлый родственник их отца или муж их кормилицы. Но уже моя муза замолкла, пошалив этими немногими эндекасиллабами, она боится, что их сочтут за сатиру». Еще хуже было его положение со стороны вестготов, от стремления которых овладеть Овернью он должен был защищать свою епархию. Мы уже знаем, что многие епископы становились впереди войска и защищали города свои от нападений варваров. Таковым является нам в этот новый период своей жизни и Сидоний Аполлинарий. Много пришлось ему перенести лишений и трудности, тем более что в осажденном городе начался голод. Несколько раз отправлял он посольство в Рим, наконец ответ пришел, но совершенно не такой, как ожидал епископ. Клермонт, защищавшийся так долго и упорно, вместе со всей Овернью был уступлен готам с условием, что они прекратят неприязненные действия и не будут вести войну с другими провинциями. По этому случаю Сидоний пишет языком менее изысканным и риторическим, но вместе с тем более сильным и задушевным: «Таково теперь положение этого несчастного клочка земли, что он менее пострадал от войны, чем от мира. Наше рабство сделалось ценой спокойствия других; о, горе царству Аравернов, которые, если обратиться к их прошлому, осмеливались именовать себя братьями римлян и считаются между народами происшедшими от крови Илиона. Если мы обратимся к их настоящей славе, то увидим, что они своими собственными силами отвратили оружие неприятеля: они за своими стенами не устрашились приступа готов и вселили ужас в полчища варваров. Итак, вот что заслужили мы после голода, пламени, железа, заразы, варварских мечей… Вот славный мир, ради которого мы питались травой, вырванной из расщелин стен…»
В этот период деятельности Сидоний Аполлинарий является перед нами в более высоком и серьезном образе, чем в других случаях. Вообще, его личность является весьма интересной для истории. Среди варваров этот замечательный человек сохранил предания древней классической культуры, образованности, науки. Разумеется, он был не единственным, при варварских дворах можно было найти многих знатных и образованных римлян, занимавших видные места у германских консулов. Из числа их припомним Авита Вьеннского, также оставившего свои сочинения.
Краткий очерк истории Остготской и Лангобардской Италии
Нам необходимо будет сказать несколько слов про Италию при остготах и лангобардах. Таким образом мы дойдем до возвышения королевства франков, которым досталось выполнить задачу объединения варварского элемента – объединения, окончившегося восстановлением Римской империи Карлом Великим в 800 году.
Власть Одоакра, виновника переворота 476 г., не могла быть прочна, так как он опирался на
