Приангарья.
— При чем тут музей?
— Пока толком никто не знает. Единственное, что смог разузнать, якобы этот провидец со стопроцентной точностью предсказал день и даже час наводнения в Тулуне. Ходят ещё слухи, что и прежние кое-какие неприятные события предсказывал безошибочно.
бочно. С этим тебе ещё придется разобраться. Других причин посещать задрипанный музей у него не имеется.
— Почему же? Наш президент человек весьма любознательный и разносторонний. Весь мир так считает. А музей Приангарья явление весьма и весьма. Я кое-что о нём слышал.
— При чем тут музей? Старец этот в нем поселился. В какой-то старой музейной церквушке. Их там несколько. Интересно, кто ему разрешил? Разберешься. Задание понял?
— Ты меня даже заинтриговал, если всё именно так. Хотел было отказаться, теперь в нетерпении. Пусть Галина срочно готовит аккредитацию. Сам понимаешь… К Президенту меня близко без неё не подпустят.
— Вот это уже вполне конкретный разговор, — обрадовался главный. — Держи! — Он протянул мне папку с документами. — Необходимая техника и предварительные материалы у тебя в кабинете, сам разберешься, что там к чему. Не забудь заглянуть в бухгалтерию за непредвиденными расходами. Что-то мне подсказывает, они тебе весьма и весьма пригодятся.
— Значит, «бомбочка»?
— Лучше все-таки бомба. Мощность рассчитаем исходя из качества информации. Главное — не переборщить и не пересолить. Кстати… — неожиданно спохватился он. — Поскольку ты утверждаешь свою полную независимость от прошлого, отсутствие бывших друзей, коллег и любовниц, полноценно ориентироваться в сегодняшнем тамошнем бытии тебе на первых парах будет трудновато. Поэтому предлагаю тебе в собеседники и напарники директора и идеолога тамошнего деревянного музея. Где-то у меня записан его телефон и прочие координаты. — Он порылся в бумагах на столе и протянул мне визитку: — Держи! Судя по отзывам, вполне адекватный абориген. Несмотря на преклонный возраст, пописывает стишки и даже сподобился на книгу воспоминаний. Общения с ним тебе, так или иначе, не миновать, поэтому советую с воспоминаниями предварительно ознакомиться и возможного дружества не избегать. Пригодится весьма и весьма. Впрочем, смотри и думай. Я пока только советую, а решения принимай сам.
Я посмотрел на визитку и уже раскрыл, было, рот, чтобы поделиться удивлением — мол, я же его знаю! Не поделился, тормознул в самый последний момент. Не захотелось продолжать уже почти законченный разговор. Тем более, делиться не очень простыми воспоминаниями.
Уже сидя в редакции на своем рабочем месте, я положил на стол перед собой эту визитку. На ней вычурной славянской вязью было обозначено: Чистяков Александр Сергеевич. Судя по улыбке главного, все-таки заметившего мою мгновенную растерянность, визитка была не случайностью, а хорошо продуманным доводом, должным посодействовать моему скорейшему отъезду. Значит, с моей биографией шеф знакомился основательно, и не только по анкете в кадрах. Видимо, всерьез надеялся на «бомбу» весьма солидной мощности.
С Александром Сергеевичем Чистяковым, где-то в самом конце шестидесятых, мы отправились на попутном катеришке вниз по тогда ещё совершенно неведомой нам Ангаре. Александр Сергеевич сотрудничал в то время в местной газете «Огни Ангары» и прихватил меня, совсем салажонка, с собой в качестве подающего надежды юного фотокорреспондента. Готовился очерк о прошлом и будущем Приангарья, и его предлагалось снабдить выразительными фотографиями грозных порогов, исчезающих деревень, окрестных таежных просторов и, как обязаловку, запечатлеть места створов будущих ГЭС, должных превратить дикие безлюдные места в мощный индустриально-промышленный узел для обеспечения бурно развивающейся страны миллиардами киловатт электроэнергии, тысячами тонн алюминия, железорудным сырьем, углем, продукцией лесопромышленных комплексов, да и всего остального, что отыскали изыскатели и геологи в необозримых окрестных пространствах. «На диких таежных берегах, где ещё не ступала нога человека, скоро поднимутся светлые и просторные современные города, протянутся автострады, задымят трубы огромных заводов». Я невольно поморщился, вспоминая эти пафосные строчки появившегося после нашей затянувшейся командировки очерка. Заглянуть бы тогда лет на пятьдесят вперед…
Неожиданно пришедшая в голову мысль прервала мои не очень веселые воспоминания. Торопливо включил компьютер. Главный, кажется, говорил о книге воспоминаний. Не фигурирует ли в ней наша давняя командировка по местам будущего счастливого будущего? В Интернете набрал фамилию Чистякова, перелистал множество однофамильцев и, как ни странно, отыскал искомое. Книга называлась «Воспоминания о возможном будущем».
Воспоминания о нашей командировке оказались почти в самом начале.
«27 июня 1967 года случилась наша затянувшаяся чуть ли не на месяц командировка, которая в корне перевернула все мои прежние представления о «неосвоенных, безлюдных, втуне пропадающих, труднодоступных, а потому бесполезных для страны и народа бескрайних просторах Приангарья, которые предстоит покорить, освоить, поставить на службу, преобразовать, вдохнуть новую бурную и счастливую жизнь».
Это неожиданное откровение чуть ли не дословно совпало с моими недавними размышлениями, так что после минутного удивления и даже растерянности я решил обязательно дочитать до конца если не все воспоминания, отложив их на последующие совместные разговоры и откровения, то уж рассказ о «затянувшейся командировке», которую я тоже помнил, как говорится, «от и до», решил проштудировать обязательно, хотя бы в качестве непременной преамбулы к будущей встрече с директором музея Приангарья Александром Сергеевичем Чистяковым.
«Отбыли чуть свет от причала Правого берега на основательно потрепанном, то ли порогами, то ли бесхозяйственностью, катеришке. Скорее всего, и тем, и другим. Пороги на Ангаре один серьезней другого, а экспедиция таксаторов, с которыми нам с трудом удалось договориться о совместном путешествии к створу будущей Богучанской ГЭС, вряд ли серьезно озабочивалась как внешним, так и техническим состоянием принадлежавшего им плавсредства, в чем нам вскоре пришлось убедиться на собственной шкуре.
«Нам» — это всего-навсего нам двоим: мне — добровольному корреспонденту Братской газетенки «Огни Ангары», и моему тезке, очень ещё молодому, но весьма талантливому самодеятельному фотографу. Недавняя выставка его фотографий в фойе местного ДК привлекла благожелательное внимание многочисленных посетителей киносеансов, а меня привела чуть ли не в восторг умением этого ещё почти мальчишки увидеть и запечатлеть то, что другие не замечают или не удосуживаются увидеть и восхититься. На его фотографиях это восхищение, видимо, совершенно бессознательно, приобретало какой-то философский, обобщающий смысл».
Дочитав до этих строчек, я недовольно поморщился — какую уж там
