На мгновение я даже утратила способность дышать. Когда, наконец, сумела заставить себя заговорить, произнесла:
— Я сейчас же покидаю эту комнату. Я собираюсь продолжить проведение начатой операции и ожидаю вашего сотрудничества. Я составлю полный рапорт о нашей встрече и направлю его Маршалу-Стюарду. Если обнаружу хоть малейший намёк на то, что вы копаете под меня, вы будете уволены.
— Сделайте это, — ответил он. — Всё это. Если вы и вправду так кристально чисты, идите вперёд.
— Я услышала вас, — сказала я и направилась к двери. Отперла засов и оставила Ляна одного.
Я прошла через вестибюль, не имея чёткого представления о том, куда идти. Даже не могла смотреть прямо перед собой. В конечном счёте я оказалась в столовой. На этот раз она была наполовину заполнена, главным образом эразмианцами, сидящими на длинных скамьях. Они пили из чаш, разламывали руками хлеба и делили их со своими семьями.
Я присела на пустую скамейку.
Что же делать? Я уставилась в потолок. Не следовало возвращаться в стражи. Не следовало даже пытаться. Вся ситуация вышла из-под контроля. У меня не было ни единой мысли о том, как её исправить. И самое главное, на мои плечи могла лечь ответственность за гибель клерка Амеранда Жиро.
Следовало лучше понимать, а не слушать его. Следовало прервать его прежде, чем он успел бы произнести хоть слово.
Разболелась голова. Я положила руки на стол и уткнулась в них лбом.
Я думала, что уже привыкла испытывать неожиданные потрясения, узнавая секреты Бьянки. Но этот застиг меня врасплох. Мы вдоль и поперёк изучили все рапорты Бьянки и отрывочные воспоминания Джеримайи. Практически ничего не касалось Великого стража. Именно по этой причине мы не были уверены, обладал ли он на самом деле какой-то реальной властью. Если бы обладал, Бьянка знала бы об этом. Бьянка всегда знала, кто обладал реальной властью. За это её и ценили.
Я думала о Джеримайе и его отрывочных воспоминаниях. Думала о том, что Лян рассказал о вечеринках Бьянки с контрабандистами и её встречах с Торианом Эразмусом, о которых она не сообщала в своих рапортах. Я думала о Сири, сидящей в моей комнате в Палмер-Хаус, и о ее утверждениях о том, что Бьянка по-прежнему жива.
Как мало способов существует для того, чтобы человек мог в одиночку что-то разрушить! Думала о том, как много способов существует для того, чтобы нарушить клятву, думала о человеческой жадности и слабости и о том, как те, кто слишком долго живёт, служат слишком большому числу хозяев.
Я думала, чего стоит полностью отрезать себя от своего спутника. Так, чтобы он не выдал тебя. Так, чтобы стражи искренне поверили в твою смерть и никогда больше не искали тебя. Бьянка была одной из немногих стражей, которые знали, что потерю можно пережить, потому что она знала меня.
Мне не хватало Дилана. Не хватало Дэвида. Я ненавидела одиночество. Я ненавидела себя за то, что была достаточно глупой, чтобы увязнуть в этом болоте. Я хотела домой. Сейчас. Даже если Дэвид бросил меня навсегда. Даже это не хуже, чем то, что я переживаю сейчас. Я зажмурилась. Нет, от этой мысли я запуталась ещё сильнее. От этой боли некуда было деться.
— Понятно, наш шеф провёл с тобой небольшую беседу.
Я подняла голову. Рядом стоял Орри, держа в руках тарелку и дымящуюся чашку.
— На, поешь. — Он поставил еду передо мной.
— Не могу…
— Ешь. — Он приподнял мою руку, вытащил откуда-то ложку и вложил её в мою ладонь. — Я накормлю тебя силой, если придётся. Голодной ты вряд ли принесёшь кому-нибудь пользу.
Я зачерпнула немного каши и попробовала её. Каша была безвкусная, но горячая, и после нескольких ложек я стала есть, не останавливаясь, пока не добралась до самого донышка тарелки.
— Лучше?
Я кивнула и оттолкнула тарелку.
— У тебя тоже есть для меня своя история о Бьянке?
Он покачал головой:
— Нет. Я просто работаю здесь.
— А у меня начинает складываться такое впечатление, что здесь никто «просто» не работает.
Он пожал плечами:
— Может, и нет, но я стараюсь изо всех сил.
— Ну конечно. Ты и находишься здесь для того, чтобы жизнь вокруг стала лучше.
Он скривился:
— Я пришёл к выводу, что думать так — ошибка номер один. Это место прогнило до самого основания. Пытаться сделать его лучше — самому подвергнуться влиянию этой гнили.
— Ты думаешь, так и случилось с Бьянкой?
— И с Берном, и с Ляном. — Он криво и как-то грустно улыбнулся. — Возможно, это происходит и с тобой, просто ты ещё не заметила.
— А как насчёт Амеранда Жиро?
Орри вздохнул:
— Тебе нужно быть на самом деле осторожной с Амерандом… тебе известно, что Лян помогал ему последние четыре года в поисках матери?
— Нет. Ещё кое-что, чего я не знала. — «Мисао был абсолютно прав. На этот раз мы отправились на задание вслепую». — Она… заложница?
— И да и нет. — Орри помахал рукой. — Она и его отец продали себя в долговое рабство, чтобы купить ему подобающее место в службе безопасности. Это случилось после того, как они рискнули всем, чтобы вывезти с Обливиона во время беспорядков своих троих детей.
— Так, значит, у него большая семья? — Я подумала о Финне Жиро, худом, высохшем, с задубевшей кожей, несмотря на его подобострастное простите-извините.
— У него была большая семья, — поправил меня Орри. — Его старший брат убит во время одного из мятежей, после того как дети Обливиона высадились на Дэзл. Его младший брат убит во время одного из мятежей, когда Обливион пал. После этого родители решили, что им необходимо его спасти, а самым подходящим местом оказалась служба безопасности. Единственным шансом для обливионца попасть туда было внести плату за обучение, а единственным шансом внести плату за обучение — продать себя в долговое рабство.
— Тебе рассказал всё это Амеранд?
— Лян. Обрывочно, год за годом. Родителей Амеранда поглотило долговое рабство. В конечном счёте он сумел отыскать своего отца и изменить его жизнь, назвав своим слугой. — Мы посмотрели друг на друга, молча признавая всю непристойность подобной ситуации. — Но его мать пропала. Возможно, её отправили на какую-нибудь другую планету, заселённую диаспорой. А может — нет. — Орри ещё раз пожал плечами. — Суть в том, что если и есть кто-то, готовый лично уничтожить Кровавый род, то это Амеранд. Он мог решить, что пора ускорить события, если подумал о том, что наше появление предвещает конец.
К несчастью, это очень точно соответствовало образу Амеранда, который виделся мне: молодой мужчина с каким-то неестественным самообладанием. Его обучали жестокости и воспитали в таком месте, где постичь порочность в необходимых пределах значило выжить. Мои полуобещания стали последней каплей? У меня сдавило горло. Может, так и случилось.
