всё узнает. И тогда тебе придётся несладко. Вадим никогда не простит тебе обман, хотя и никогда не признает свою вину, какой бы она ни была. И тебе мой совет, Вера. Мужчине нельзя прощать его неспособность признать свою вину. Есть мужчины, которые никогда ни в чём не виноваты, несмотря на ту жестокость и даже насилие, которым он подвергает свою женщину. Именно таков Король. Он опасен для отношений, Вер, да и для жизни тоже, потому что рядом с ним ты всегда будешь чувствовать себя виноватой рабыней, не имеющей права на своё мнение. А уж в твоём случае и подавно. Рядом с этим мужчиной ты будешь просто погибать как женщина, то есть почувствовать себя и красивой, и сексуальной, и проявить свою ценность у тебя просто не получится. Никогда. Поверь мне на слово. А теперь прощай, мне больше тебе нечего сказать.
Валя вышла из палаты, попрощалась с медсёстрами и не торопясь вышла из корпуса. Шесть часов, рабочий день закончен. Темно. Пора домой. К мужу и дочери. И вдруг вечернюю тишину прорезал вкрадчивый шёпот:
— А что такая красивая девушка делает здесь в одиночестве? Может, она позволит красивому и одинокому мужчине скрасить её вечер?
Валя медленно обернулась и тихо прошипела:
— Одинокому? Я тебя сейчас, Кучеров, спросить хочу только об одном — у тебя запасная челюсть в кармане имеется? Дерзкий какой. Голову демонтирую! Красивому и одинокому!
— Какие мы страшные, — прошептал Валик, обнимая жену и целуя. Он оторвался от любимых губ и вдруг рывком прижал тонкое тело к себе: — Даже любопытно становится и хочется узнать — а демонтировка-то у вас выросла? А если да, то где вы её только прятали?
Валя тихо засмеялась, обняла мужа, прижавшись к холодной куртке, и тихо прошептала:
— Я так боюсь тебя потерять, Валик.
— Почему? — выдохнул Кучеров и чуть прикрыл глаза в ожидании самого главного признания.
— Почему? — повторила Валя, оторвалась от него и подняла голову, глядя прямо в глаза: — Потому что люблю. Очень люблю. Тебя, Валентин. Слышишь? Я люблю тебя, Валентин Кучеров, и жду не дождусь, когда я стану твоей женой.
Они целовались на пороге клиники, не замечая смотрящую на них одинокую и несчастливую женщину, которая всю свою жизнь будет жить в страхе и во лжи.
Глава 41
Валентин внимательно слушал друга и молча кивал. Алексей уже почти неделю нигде не появлялся, заперевшись в своём загородном доме и посвящая всё своё время сыну. Лена была срочно госпитализирована в больницу после встречи с азиатскими партнёрами. Инфекционисты пожимали плечами, прятали глаза, но диагноз «атипичная пневмония» уже прозвучал, хотя не подтвердить, не опровергнуть его никто не мог. Вегержинов понимал, что и он, и маленький Павлик уже успели заразиться, поэтому свёл общение с близкими и друзьями до коротких телефонных звонков. Воеводин или Кучеров привозили сумки с едой и детским питанием и оставляли их у ворот, Алексей быстро выскакивал на мороз и забирал всё привезённое друзьями. Из разговоров с врачами и каких-то слухов и сплетен, из новостей стремительно входящего в их жизнь интернета все понимали, что жизнь Лены под угрозой. Роман Игоревич и Рената Дмитриевна каждый день выслушивали неутешительные прогнозы врачей и уходили, так и не получив возможность увидеться с дочерью.
— Вот такие у нас дела, Валька, — Алексей громко выдохнул и тихо продолжил: — Если с Леной моей что-то случится, я не знаю, как я буду жить дальше.
— Ты брось глупости-то пороть, — строго ответил Валентин. — Мало ли пневмоний кругом! Да, тяжёлое течение, да, слухи эти дурацкие, да только пока у нас не было зарегистрировано ни одного случая, тот единственный случай в Амурской области был завезённый. И, кстати, тоже не доказан. А Ленка наша не зря рыжей родилась, такие как огонь — любую инфекцию сожгут. Тебе что-то ещё привезти?
— Нет, спасибо! — Алексей опять вздохнул. — Баланчин с Димычем вчера мне половину моего месячного рациона приволокли.
— Ну они теперь родственники, так что как своей семье брали. Николай Александрович забрал таки у Воеводиных маму-бабушку. Строго и чётко, они уже и квартиру с Мариной Михайловной присматривают.
— Решился всё-таки? — усмехнулся Алексей. — Теперь понятно, кто покупкой детского питания руководил — Павлику столько каши до лета не умять. Знаешь, Валька, он такой смешной становится. Вырос, уже мой голос узнаёт, даже пытается разговаривать, только это больше на бульканье похоже, но всё равно. И головку уже держит. Совсем взрослый пацан. Гуляем мы с ним, конечно, только на веранде, холодно очень на улице и снега нет вообще. Ещё недельку дома посидим и будем врача вызывать, нам прививку делать надо.
— Да, Вегер, вот и пошли прививки, памперсы, детские смеси. Если честно, не могу представить тебя кормящего Павлика из бутылочки и меняющего памперсы.
— Я тоже не мог до недавнего времени, а теперь всё по щелчку пальцев. Созвонюсь завтра с Фиккерами, думаю, к концу недели можно будет карантин снять, разрешу им с внуком повидаться. А то генерал меня и так не сильно празднует, а тут такая ситуация — хоть криком ори. Хорошо что с Ренатой Дмитриевной мы в прекрасных, так сказать, телефонных отношениях, она каждые три часа на проводе с проверками и советами. Ладно, Валька, спасибо, что не забываете. Всем нашим привет. И очень надеюсь — до скорой встречи.
Ночью температура за окном опять опустилась ниже двадцати градусов, деревья потрескивали от мороза, медленно раскачиваясь на ветру. Павлик сладко спал, а Алексей думал. Как же так происходит, что два человека живут на этой планете, ходят по одним улицам, обедают в одних ресторанах, даже бизнес свой ведут с одними партнёрами, а встретиться им никак не получается? Ведь если бы не тот инфаркт Николая Александровича, так бы и жил в одиночестве, спал со случайными пассиями, пахал как раб, накапливая деньги на счетах, строил новые корпуса, ругался с поставщиками, юлил, унижался, орал, пил несметное количество крепчайшего кофе по ночам. И вдруг в твоей жизни появляется рыжуля с белыми розами — и всё. Ты так же пашешь, орёшь, ругаешься, строишь, но ночами не пьёшь кофе, а пьёшь любовь. И перестаёшь замечать других женщин, и как дурак расплываешься в улыбке, слыша её голос в телефонной трубке, даже если она тебя строго отчитывает за забытый бутерброд. И вечером ты не идёшь в ресторан, а несёшься домой, где тебя ждёт улыбка, нежные руки и тихий ночной шёпот…
А потом это всё исчезает. А
