— Вижу, ты исцелилась…
Я ждала, что он предложит мне сесть и угоститься аппетитными мясными блюдами, но ничего подобного не последовало, поэтому, посчитав это очередным экзаменом на личностные качества, я сама устроилась поудобнее в метре от него и взяла окорок.
— Я слышала, дядюшка, что ты умер, — заговорила я с набитым ртом. — Мама почему-то избегала разговоров о тебе, и когда оказалось, что ты жив (хоть и не совсем здоров), все были просто в шоке!
— Ещё слово — и я прикажу подвесить тебя вон на те крюки под потолком, — он кивнул в сторону.
Под роскошно отделанным потолком неприметно виднелось приспособление. И в голову не придёт, что оно может оказаться орудием пыток.
«Изощрённо извращённый старик», — подумалось мне. До недавнего времени я могла сказать то же самое о себе, однако я не считала себя настолько больной на голову, как он.
— А что ж так грубо к гостье, дядя Стас? Узнаёте юного себя?
Он отложил еду, вытерся салфеткой.
— Ты не гостья. И я никогда не был болтливой сукой.
— А я не более болтлива, чем ты молод. Что тебе нужно от меня? — я подумала, что уже довольно хорошо познакомилась с ним, чтобы перейти на «ты». Нужно было показать, что я равна ему.
— Считай, что ты теперь принадлежишь мне до конца своих дней. Я буду делать с тобой всё, что захочу. Будешь псиной на поводке и убивать тех, кого я прикажу и развлекать меня. Или… — он завершил реплику крякающим смешком.
— Лестно, что моя слава дошла до тебя, — улыбнулась я. — Что «или»?
— Тебя разрежут по кускам. Заживо. Я подвешу тебя на крюк, вспорю твоё брюхо, выпущу внутренности и буду с наслаждением смотреть, как ты корчишься в предсмертных муках. Пойми, деточка, отсюда у тебя только один выход, — почти пропел дядя Стас.
Теперь улыбался он. На вид тучный, дряхлый и жабоподобный старикашка. Жизни в нём в лучшем случае лет на десять… Зачем ему всё это? Какой смысл в подобном извращении? Возможно, он и в самом деле стал психопатом?
Я не знала, что ответить. У меня не было другого выбора, кроме как согласиться, но что, если он узнает, что я беременна?
По залу разлился звонкий смех. Мой. Нет, не истерический, а вполне весёлый.
— Ты уверен, дядюшка?
— Я неясно выразился?
— Ты какой-то странный… Ты хочешь, чтобы я ушла из клана — хорошо… А ты знаешь, что меня, как и тебя, кололи и пытались нейтрализовать? Что я едва не убила мужа и пряталась среди твоих же охотников, чтобы волки не убили меня? Знаешь, почему я до сих пор жива? — потому что я выменяла свою жизнь на информацию о входе, который открыл убитый тобой колдун! О, я с радостью сменю сторону, если ты организуешь мне достойную защиту! Вот только мне непонятно, зачем ты хочешь ограничить мою свободу?
Он повёл бровью, его губы передёрнулись в брезгливой улыбке.
— Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь. Не волнуйся, я дам тебе шанс отомстить. Принесёшь мне голову своей матери — может быть, оставлю тебя в живых.
Я снова почувствовала себя пойманной рыбой. На мгновение подлинные эмоции отразились на моём лице. Наивная. Мой блеф раскрылся в самом начале. Филин просто играл со мной, потешался. Нет, я не сумела бы убить мать.
— Знаешь, в чём отличие тебя от меня? — попыталась реабилитироваться я.
— Хех! — похоже, ему стало интересно, что же я выдумаю на этот раз.
— Я с удовольствием убила двенадцать твоих имбецилов… помню каждую секунду того дня, как я откусывала им яйца, перегрызала глотки и ждала, пока они истекут кровью, помню запах от их сгорающих тел… Но, чёрт возьми… жить столько лет, мечтая убить женщину, которая пыталась обезвредить тебя, и ничего не предпринять? — я не останавливала поток речи, потому что он мог прервать мой монолог в любой момент, а я должна была произнести главное. — Значит, не так-то нужна тебе её голова. Да-да, ты тоже не каменный и моя сестра — твоя дочь. Кстати, она совсем недавно узнала, что мама ей — вовсе не мама, а отец, оказывается, жив и ни разу не пожелал…
— Да-да, ты права, пора вспомнить о ней, — перебил он. — У меня даже есть для неё особое место, — Филин как-то с усмешкой посмотрел на меня. — Ты доела? Сыта? Ну, пойдём, я покажу тебе…
Он встал, я пошла сзади, следом двинулись телохранители. Бордовые стены и коричневые, сделанные под мрамор, колонны с высокими потолками добавляли жути этому дому.
Мы спустились в цоколь. В стеклянных колбах на полках хранилась коллекция голов, больше сотни, но мне было уже не до счёта. Желудок подал сигнал, что хочет исторгнуть пищу обратно, я с усилием сглотнула позыв. Надо было изобразить спокойствие.
Я присвистнула.
— Ух ты! А скольких здесь убил ты своими руками?
— Нравится?
— Нет. По мне так лучше ломать шеи тем, кто нападает на меня, превращаться из жертвы в палача. А когда шестёрки приносят трофеи — это тухло. Так из них лично ты никого не убил?
— А ты не так проста, как кажется, — уже без насмешки отметил он. — Я убил двоих: это мои родители, там, в середине. Осторожно, эти головы ещё способны убить…
— Единственный, кого они хотят убить, — это ты.
— Хе-хе, мертвецам всё равно, кому мстить.
Почему-то эти слова особенно запомнились мне, на протяжении дня они ещё не раз звучали в моей голове. Будь у меня в руках дневник, я бы тут же записала за ним эту фразу, даже не пожалела бы указать подлинного автора данного высказывания.
— Ты живёшь здесь один?
— Ещё охрана и слуги.
— Да не волнуйся ты, я не заинтересована в твоей смерти, иначе я уже прикончила бы тебя… в твоём стиле. По-моему, ты не совсем в форме, тебе надо почаще превращаться…
Последние фразы разозлили его. Он начал звереть. Но не полностью, он застыл в пограничном состоянии, как если бы был в большом мире. Это немало удивило меня.
В два прыжка он достиг меня и повалил на пол. Он рычал и клацал нездоровыми зубами, зловонная слюна забрызгала мне лицо и одежду. Более отвратительного оборотня я не видела никогда. Он был именно не страшный, а отвратительный. И меня пугало то, что я ещё не до конца поняла, в чём он по-настоящему страшен. Возможно, в том, что все вокруг него были пешками, он никем не дорожил, он был с молодости одинок, гибель Ларисы, невесты, так изуродовала его. Загадкой для меня оставалось то, чем он смог запугать абсолютно всех. Что такое было известно охотникам?
Повреждений я не получила, его гнев прошёл довольно быстро. Да, он тоже мог превращаться по первому желанию, как говорила мама.
— Вау! — произнесла я опять весёлым голосом, будто бы уверенная, что это было безобидным трюком. — Как ты это сделал? Я не знала, что так можно! Научи?
Старик не стал давать инструкции, как он это делает; на его мерзком лице рисовалась столь же неприятная гримаса, а ещё он никак не мог преодолеть одышку и покрылся испариной.
