они встретились. И поговорили. Остались о той встрече воспоминания Цемаха. Он, в частности, прозрачно намекнул в разговоре, что мир в долгу перед евреями за все гонения и мытарства. В тот день и началось настоящее чудо — русские деятели культуры горой встали за «Габиму». Тяжело больной ученик Станиславского Вахтангов (армянин) душу вкладывал в библейский театр. Случалось, что на носилках приносили его на репетиции. А окрыленные габимовцы дали клятву (наподобие «халуцов»): отказаться от личной жизни, от материальной заинтересованности, от карьерных соображений, пока не станет «Габима» тем, чем подобает ей быть — театром мирового значения (что и произошло скоро, лет через 5). А времена наступали трудные — большевики взяли власть. Тучи нависли над всей сионистской деятельностью. В начале 1920 года дошла очередь до «Габимы», еще только делавшей первые шаги. Понятно, что октябрьская революция положила конец «эпохе Златопольского» и габимовцам приходилось трудно. Вот что писал о них Горький в 1922 году, после первых театральных триумфов: «Все артисты „Габимы“ — юноши и девушки, которым приходится зарабатывать кусок хлеба изнуряющим трудом. Но, проработав день в различных учреждениях, в суете, притупляющей ум и душу, эти люди, религиозно влюбленные в свой звучный древний язык, в свое трагическое искусство, собирались на репетиции и до поздней ночи разучивали пьесы с упорством и самозабвением верующих в чудесную силу красивого слова».
И в то время, когда Трумпельдор отстаивал еврейское дело в Верхней Галилее, в Москве тоже шла борьба. Но нападали, на сей раз, не арабы.
Теперь, дорогой читатель, перечитайте, пожалуйста, главу 11. Ибо атаковала «Габиму» Евсекция. О ней надо кое-что добавить к тому, что было сказано раньше. В советских органах Наркомпросе и Наркомнаце, во всех их отделениях были созданы еврейские секции. Они объединялись под началом Ц.Б. (Центральное Бюро) Евсекции. Для простоты и краткости всю эту пирамиду и называют Евсекцией. На верху ее стоял Семен Диманштейн. Как известно, самый опасный враг — это свой, перешедший к противнику. Ибо предатели хорошо во всем разбираются. Такова была вся Евсекция, а ее босс в особенности. Семен Маркович Диманштейн был когда-то блестящим «йешивебохером» (студент йешибота). На него возлагали надежды, и в 18 лет он получил звание раввина. Но сразу после этого он примкнул к большевикам. В общем, был коммунистом с большим дореволюционным стажем. Все дороги были открыты. Но он, к сожалению, не забыл, чему его учили в юности. И, встав во главе Евсекции, принялся активно и со знанием дела бороться с «клерикализмом, сионизмом, пережитками прошлого» и т. п. Когда, после Шестидневной войны, началась в советских средствах массовой информации антисионистская вакханалия, его вспоминали добрым словом. Но вернемся в 1920 год. Евсекция атаковала «Габиму», для начала, по вопросу, казалось бы, не главному — она выступила против правительственной субсидии театра. Дело, однако, было не только в этих деньгах, как таковых. Всем было ясно, что если театр получает субсидию, он у власти в почете. Если нет, то… Так что со стороны «Габимы» борьба шла за жизнь. Атаковала Евсекция по всему фронту, обвиняя театр в клерикализме, сионизме, буржуазности. Цемах отвечал, что клерикалы вовсе не поддерживают распространение иврита, что сионисты театром не интересуются[66], ибо нет театра на древнееврейском ни в Нью-Йорке, ни в Варшаве, а есть он только в Москве. Что, хоть Златопольский (в то время уже эмигрировавший) и поддерживал «Габиму», но и другие театры до революции поддерживались купцами-меценатами. А он сам, Наум Лазаревич Цемах, происхождения пролетарского.
Исход борьбы, а она длилась больше года, решен был, однако, не полемикой, а вмешательством деятелей русской культуры, в основном неевреев. Начал Шаляпин. Он, по просьбе Цемаха, встретился с Каменевым, который тогда был в силе. И объяснил «гой» Шаляпин Каменеву (Розенфельду, сыну крещеного еврея и русской), что «Габима» — большое культурное начинание. И дошло это до Каменева и жены его Ольги, сестры Троцкого и тоже участницы революционного движения. Она обожала театр и сама брала уроки актерского искусства в театральной школе Мейерхольда. Покровительствовала деятелям культуры. (А финал мужа, жену и двух их сыновей ждал страшный — расстрел. Но тогда, в начале 20-х годов, этого нельзя было и представить.) И встали вельможные супруги на защиту «Габимы». А потом подключились и многие другие, с Горьким и Станиславским во главе. Полный список, подписавших воззвание в защиту «Габимы», приведен в книге Иванова. Есть там и евреи: Мейерхольд, Таиров (Корнблит). Но огромное большинство — не евреи. Люди эти часто расходились во взглядах на искусство. Часто были в очень прохладных отношениях друг с другом. А тут объединились! И в довершении всего, на защиту «Габимы» встал Сталин — нарком национальностей. На прием к Сталину пришли артисты Нахум Цемах и Давид Варди. По воспоминаниям Варди, все прошло быстро и хорошо — Сталин утвердил субсидии, вопреки мнению Евсекции. Цемах горячо поблагодарил его: «Наш народ никогда этого не забудет!». Но, когда они вышли, Цемах сказал, что Сталин «наводит жуткий страх».
Положительную роль в решении вопроса о «Габиме» приписывают и Луначарскому, тогдашнему наркому просвещения. Он и вообще не дружил с Евсекцией.
Ленин, как будто, тоже высказался за «Габиму», хотя о театрах был мнения невысокого.
Евсекция не привыкла терпеть неудачи. Она продолжала борьбу — жаловалась в ЦК на Сталина, тогда еще не всемогущего. Ее руководители грозили отставкой. Они все это делали зря — Иосиф Виссарионович память имел хорошую. Но особую злобу Евсекции вызвали супруги Каменевы. Всякие там Мейерхольды, Станиславские — это люд либо беспартийный, либо одно название, что коммунисты. Ленин, Сталин, Луначарский — «гои», где им разобраться в хитростях «Габимы». Но Каменев-то полуеврей! Из самых верхов — председатель Моссовета, говоря по старому — московский генерал-губернатор, должен бы все понимать. А позволяет себе ходить с женой-еврейкой на представления «Габимы» и там корректно раскланивается с раввином Мазе.
А ведь Яков Мазе был не просто раввин, а еще и видный общественный деятель. Борец с клеветой на евреев (прославился во время дела Бейлиса), сионист, сторонник возрождения иврита, друг и покровитель «Габимы» и враг Евсекции.
Было от чего придти в ярость Евсекции. Но атаки на Каменевых опередили свое время. В 1921 году Диманштейна понизили в партийной иерархии (тогда проигравшие еще отделывались этим). И Евсекции пришлось прикусить язык. Ну не чудо ли!
Еврейская пресса тех лет за пределами СССР считала, что такой исход борьбы именно «чудо из чудес»[67].
Под руководством русских театральных деятелей театр быстро шел в гору. С 1922 года «Габима» стала
