и Кронберг, покажите!
Сидоров захватывал шею Кронберга рукой и отгибал её в сторону.
Удостоверившись, что публика видела приём, продолжал:
— «Колье де форс ан арьер!»
Кронберг вставал на четвереньки, а Сидоров старался задрать его голову вверх.
— Американский пояс!
Сидоров вывёртывал руку Кронберга за спину.
— Подножка в стойке!
Когда все приёмы были продемонстрированы, Коверзнев произносил вежливо:
— Благодарю вас.
И объявлял:
— Парад, алле!
Медленно, раскачиваясь, борцы один за другим уходили с манежа.
Проводив их взглядом, снова остановив оркестр, он сообщал:
— Первая пара!
Кивок в одну сторону кулис:
— Оскар Шнейдер!
В другую:
— Анатема!
Борцы сходились. Он представлял их ещё раз, свистел в свисток, висящий на груди, под шёлковым бантом.
— Алле!
Проходило необходимое количество минут — Коверзнев объявлял:
— Приёмом бра–рауле в партере на тридцать седьмой минуте победил чемпион Европы Оскар Шнейдер!
Вызывал вторую пару. Затем третью.
Так всё шло своим чередом изо дня в день.
Женщины осаждали чемпионов красоты — негра Джоэ Моро, студента Степанова, Петра Крылова… Степановский номер демонстрации мускулатуры приводил зрителей в восторг. Крылов по–прежнему был самым самолюбивым. Он просил Коверзнева перед выходом объявлять его громче, чем других; во время борьбы рычал, подражая дикому зверю, выбрасывал вставную, мешающую бороться челюсть, сыпал «макароны», которым позавидовал бы сам Твардовский; однажды закричал на весь цирк своей жене: «Валерия! С кем ты пришла? У него же сорок второй размер воротничка!..» Прекрасное впечатление произвела на всех борьба двух техников — Ивана Яго и Турбаса; они продемонстрировали великолепные пируэты и мельницы.
Были и неприятности. Ванька Каин разодрался на манеже с татауровским земляком Гришей Кощеевым; чтобы замять скандал, пришлось дать «катеньку» дежурному помощнику пристава. Однажды по красной гусарской шапке Коверзнев узнал Ритиного графа; к счастью, её не было. Но обиднее всего был отказ Поддубного. Лаконичная его телеграмма: «В нечестной борьбе не участвую», — вывела Коверзнева из себя.
Словно в своё оправдание, он всё чаще выпускал Татаурова «в бур». Тот скрипел зубами, сверкал злыми глазами, но молчал. Шёл на всякие ухищрения, чтобы не проиграть схватки. Добродушному Чая Яносу разбил головой лицо, но так артистически извинялся, что все решили: не нарочно. А после этого каждый раз незаметно ударял рукой в зубы. «Железный венгр» растерянными, телячьими глазами смотрел на арбитра, даже пытался жаловаться, но Коверзнев взглядом заставил его молчать. Победа оказалась за Татауровым.
Однако на другой день он угрюмо пожаловался Коверзневу:
— Этак и проиграть можно.
— А ты бы хотел, чтобы ленту чемпиона мира я принёс тебе на тарелочке? — сухо спросил Коверзнев.
Татауров засопел тяжело, ничего не сказал. А в схватке с Чемберсом Ципсом хотел его ударить головой с разбегу в грудь. Но тот отскочил, и Татауров пролетел по инерции несколько шагов и упал. Негр скользнул руками по его спине, заложил двойной нельсон. Татаурову казалось, что у него хрустнет шея, кровь прилила к голове, лёгкие сжались. Ещё мгновение — и он бы сам перевернулся на лопатки. Но Коверзнев присел на корточки и что–то шепнул негру.
Победа снова была за Татауровым.
Плюясь кровью, он сказал хозяину:
— Чего уж так–то? Всё едино победа за мной… Здоровья жалко…
Коверзнев с ненавистью посмотрел на него:
— А я, думаешь, не харкал кровью в охранке? Меня там коваными сапогами топтали.
— Так я же…
— Молчи! Хочешь быть чемпионом мира — терпи. Понял?
— Так я же, Валерьян Палыч…
— Всё! — вспылил Коверзнев. — Выбирай одно из двух: или ты на меня доносишь, или ты — чемпион мира.
Татауров понимал, что Коверзнев над ним издевается, отводит душу, но ничего не мог поделать. А тот снова и снова заставлял его бороться всерьёз и в самый последний момент, когда казалось, что уже ничто не спасёт Татаурова от поражения, давал команду, и противник ложился на лопатки.
День ото дня Татауров становился злее. Он рассыпал «макароны», краватты, бил в скулу, перетирал уши.
Когда из публики кричали с возмущением:
— Арбитр, купи очки! Уродуют человека, — Коверзнев успокаивал:
— Это не больно! У них шеи тренированные! Приём незапрещённый! Он применяется для того, чтобы вывести борца из себя!
Татауров зверел, ломал противника.
А Коверзнев жестоко говорил обессиленному человеку:
— Борись! Не бегай по арене!
Брошенного на себя атлета отталкивал обратно к Татаурову!
— С ним борись, а не со мной!
Публика смеялась, забыв о грубостях Татаурова. И Коверзнев рано или поздно объявлял:
— Победил Татуированный…
Поклонники через оркестр передавали победителю корзины цветов. Женщины дарили ему футляры с кубками, перстнями, запонками, булавками. После борьбы он ехал пьянствовать.
А Коверзнев через несколько дней снова объявлял торжественно:
— Моритури те салютант! — и объяснял каждый раз: — Идущие на смерть приветствуют тебя! Так говорили гладиаторы!
Эти слова звучали зловеще, и Татауров злился, но почётное звание маячило где–то совсем уж близко, и он молчал.
45
Никита почти каждый вечер ходил в цирк «Гладиатор». Наблюдая за борьбой, думал, что Верзилин зря ругает Коверзнева: боролись «в бур». Он сам видел, как после двойного нельсона Ципса у Татаурова шла горлом кровь. Да и сам Татауров не давал спуску другим — сыпал «макароны», ломал рёбра, — шёл к почётной цели напролом.
Ясно, что он стал сильнее. Но даже сейчас Никита был уверен в своём превосходстве. И лишь боязнь доставить неприятность Верзилину удерживала его от вступления в чемпионат. Впрочем, видимо, Коверзнева сейчас не интересовала, его кандидатура.
Конечно, это было обидно. Но ещё больше его огорчало пренебрежение тех самых людей, которые совсем недавно были счастливы познакомиться с ним.
Чтобы доказать им, что он остался прежним Сарафанниковым, Никита собирался бросить вызов Татаурову.
Такой случай представился в конце июля.
На арену вышел Коверзнев — бархатная рубашка с напуском, шёлковый бант, холёная бородка.
Борцы, наклонив бычьи шеи, отставив руки с гипертрофированными бицепсами, шагали медленно. Играла музыка. Сверкали лампы. Публика волновалась.
Начинался церемониал представления:
— Виртуоз технической борьбы чемпион Европы Иван Яго (Эстляндия)!
Небольшой, но словно высеченный из мрамора, Яго сделал порывистый шаг вперёд, поклонился во все стороны.
— Иван Яго одинаково хорошо борется как в стойке, так и в партере. Отличается бесстрашием. Его девиз: «Без страха на любого!»
Снова поклон. Шаг назад.
— Гордость чернокожих — приехавший с острова Ява Мурзук!
Он не так порывист, как Яго, но улыбчив, зубы сверкают, блестят чёрные щёки.
— Сильнейший борец, прозванный «железным венгром», Чая Янос!
Тоже улыбается; через лоб идёт малиновый шрам — память от Татаурова.
— Непобедимый турок, обладающий огромным весом, Казбек — Гора!
— Ого–го! — кричат из публики. — Да из него можно пять человек выкроить!
