Связь прервалась.
Джексон, кажется, собирался что-то сказать, потом поймал взгляд Гранта и проглотил свои слова. Он повернулся к Риду:
Рид был мрачен.
— Сегодня утром мне показалось, будто у меня что-то получается. А днем я понял, что точно так же мог бы выдумывать слова сам.
— Мы можем вам чем-нибудь помочь? — спросил Грант.
Джексон затянулся сигаретой.
— Чем же? Если он не может прочитать, то ты и подавно не сможешь. А по мне, так это вообще все один какой-то древнегреческий язык.
Шутка была не новая и даже не смешная, но на Рида она произвела удивительное впечатление. Он вдруг сел прямо, внимательно посмотрел на Джексона и вскочил на ноги.
— Извините, — пробормотал он и выбежал из комнаты.
Джексон и Грант последовали за ним в соседнюю комнату. Оказалось, что профессор стоит на коленках у кровати, роясь среди раскиданных по полу бумажных завалов.
Он повернул к ним лицо. Его светло-голубые глаза были широко раскрыты, но профессор вряд ли видел своих собеседников.
— Кажется, я понял.
Глава двадцать девятая
Этой ночью никто не спал. Грант и Джексон по очереди несли караул в коридоре, отбивая атаки сонливости бесконечными сигаретами и чашками кофе. Риду никакие стимуляторы не требовались. Каждый час они стучали в дверь, чтобы спросить, не нужно ли ему чего-нибудь, и всякий раз он взмахом руки отсылал их прочь. Согнувшись над своим столом в круге света, в халате поверх одежды, профессор что-то яростно писал, напомнив Гранту старую детскую сказку про карлика Румпельштильцхена, который трудится всю ночь, чтобы из бумаги и глины добыть золото.
Грант, даже когда не нес вахту, уснуть не мог. Он лежал в своей постели, и его трясло от кофеина, никотина и усталости. Он пытался не думать о Марине, а когда это не получалось, старался перебить свои мысли счастливыми воспоминаниями. Это тоже не помогало. В три часа ночи, сменившись со второй вахты, он вышел на крышу и встал на террасе, вдыхая окружающую ночь. Отель находился в районе Султанахмет, в сердце старого города. Справа был виден кончик обелиска на древнем ипподроме, далее друг на друга наползали купола Синей мечети и шпиль собора Святой Софии. Наверное, впервые в жизни Грант ощутил красоту истории.
Когда он вернулся вниз, коридор оказался пуст, а дверь к Риду открыта. Грант побежал было, но замедлил шаг, услышав в комнате знакомые голоса. Рид был у себя, он сидел развалясь в кресле, а Джексон глядел через его плечо на что-то, лежащее на столе. Джексон поднял голову:
— Он справился.
Рид, конечно, устал, но все равно выглядел потрясенным, как человек, который заглянул за занавес в каком-нибудь священном храме и не до конца осознал, что он там увидел.
— Шутка Джексона оказалась более чем буквально верной. Язык линейного письма Б — греческий. Очень примитивный, архаичный, но узнаваемый.
— Мне показалось, вы говорили, что греческий предлагали чуть ли не с самого начала.
— Да. Но тогда это были только догадки — предлагали ключ, когда самого замка еще не было. Все равно что смотреть на радиоперехват сообщения, зашифрованного на «Энигме», не зная, откуда оно пришло, и утверждать, что оно может быть на немецком. Все это очень хорошо, но ничего не значит, пока не разгадаешь код, не узнаешь грамматику и синтаксис и способ, каким представлен язык. Вам придется все выстроить заново — с самого низа до самого верха, и только тогда сравнения с другими языками могут помочь. В нашем случае нам с вами несказанно повезло. Это мог бы оказаться совершенно новый язык или такой, который связан со знакомыми нам языками очень отдаленно. А вышло, что это один из самых изучаемых языков в нашем мире.
— Вы проделали огромную работу, — ласково произнес Джексон. — Но что же вы все-таки узнали?
Рид почесал висок:
— В это едва можно поверить. Мы все считали, что микенская культура существовала раньше греческой и исчезла до того, как появились греки. Теперь оказывается, что они существовали в одно время. Получается, что исторические труды придется переписать.
— К черту исторические труды, что же написано на табличке?
— А, да. — Рид вручил ему листок бумаги. — Предстоит еще много работы, некоторые конструкции трудно разобрать, и есть несколько символов, которые я пока определил только примерно. Но суть вы понять сможете.
Джексон и Грант склонились к бумаге.
— Представляете, мы, наверное, первые люди, которые за прошедшие три тысячи лет читают на этом языке.
«Царь Крита посвятил этот камень Хозяйке Лабиринта. Но Богиня не была благосклонна к людям Крита. Черные корабли пришли в Закрое и забрали камень из пасти льва (пещеры?). Вождь принес камень в храм Кузнеца на Лемносе. В огне и в воде посвященные выплавляли металл из камня и ковали доспех — наголенники, шлем с нащечниками, бронзовые латы и щит из бронзы, серебра, золота и свинца. По воле богов он был дан Герою, чьи подвиги широко известны…»
Следующие две строчки нечитаемы из-за того, что табличка была разломлена. Можно допустить, что они описывают смерть Героя (Ахилла?) и то, что произошло с его доспехами. — А. Р.
«…Тогда наш капитан, Добрый Мореход, поклялся, что не оставит трофеи у себя, а посвятит их Герою. Гребцы по воле жрицы отвезли сей груз за пределы мира. Они плыли вдоль берега и пересекли реку. Вскоре они прибыли в священную бухту, где растут ивы, тополя и дикий сельдерей. Там, внутри горы по ту сторону озера, они возвели Дом Мертвых. Они сожгли подношения, положили дары, доспехи и щит, а также множество кубков и сосудов из золота и серебра. И со многими приключениями отплыли домой».
— Значит, нам осталось выяснить, какую реку они пересекли, а потом найти ближайшую гору.
— Реки упоминаются в большинстве источников, которые повествуют о Белом острове, — припомнил Грант. — Но невозможно понять, какую реку они имеют в виду. Днепр, Днестр, Дунай…
— Может быть, они все ошибаются. Не забудьте — скорее всего, место находится неподалеку от Керченского пролива и Азовского моря.
Джексон пришел в недоумение:
— Я что-то пропустил?
— Я объясню, — ответил Рид. — Кстати, нельзя ли достать здесь карту?
— Есть лоция Черного моря, которой мы пользовались, когда летели на Змеиный остров. Она у меня в комнате.
Грант принес книгу, к которой прилагалась карта, сложенная под задней обложкой. Он расстелил карту на кровати и принялся ее рассматривать. Линии плыли и сливались друг с другом перед его усталыми глазами, но один факт он не мог не заметить.
— Здесь нет никаких островов. И реки тоже нет.
