Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
Тут Горлис официально не имел права писать доклад, поскольку был лицом заинтересованном, как составитель первого завещания. Но он помог подготовить тезисы Дрымову, чтобы тот доложился Воронцову. В этом случае доводы также были признаны существенными и серьезными. Михаил Семенович снова вынужден был писать послание Бенкендорфу, для чего попросил лист с упомянутыми тезисами (хорошо, что Афанасий Сосипатрович записал их своею рукой!). Подложность второго и третьего завещаний была признана. Правда, загадкой оставалось, что за ошибка случилась у аферистов, из-за которой появилось сразу два претендента с двумя завещаниями, мешавшими друг другу? Но тут уж чистые предположения, о коих мы поговорим чуть позже.
Дело о наследстве Абросимова было разблокировано. И Горлис наконец-то смог довести свою работу душеприказчика до конца. Более всего случившемуся изумилась девица Серафина Фальяцци, вступившая во владение большим домом на Итальянской улице. Ей трудно было поверить, что это произойдет. После этого прежняя ее шутка «Так куда будем вешать картину “Цветочки”?» сменилась на другую: «Милый, теперь и я — крупная домовладелица. Может, мне, как итальянке, переехать на Итальянскую?» Но Горлису, признаться, эта шутка нравилась намного меньше.
Глава 33
Оставалось еще много непроясненного в историях с тремя последовательными смертями в комнатах, запертых изнутри, но с открытыми окнами. Сначала Никанор Абросимов, потом Ивета Скавроне и Люсьен де Шардоне…
Пока что приведем лишь официальное заключение, данное одесской полицией, точнее, Афанасием Дрымовым, частным приставом І части Одессы (а все эти уходы из жизни случились именно на его территории ответственности, в старейшей половине Военного форштата).
Итак, было признано и подтверждено:
Что Абросимов погиб своею смертью — после длительной и тяжелой болезни.
Что Скавроне была убита влюбленным в нее куафёром де Шардоне по причине его буйной ревности. Якобы он спустился к ней по веревке с крыши, вступил в ссору. Когда ж она достала для самообороны пистолет, в припадке гнева вырвал его из рук и застрелил несчастную. А потом также забрался обратно на крышу и обрезал веревку.
Что самого Люсьена де Шардоне зарезал человек, в тот момент известный в Одессе как жандармский поручик Борис Беус. На самом же деле он — известный в прошлом преступник Кирилл Криух, в совершенстве освоивший сразу две криминальные «профессии»: оконный вор и подделыватель векселей. Используя специальное устройство «якорь», он посреди ночи спустился с крыши в спальню к куафёру и хладнокровно убил его. И подбросил для заметания следов якобы «прощальное письмо» от Люсьена. На самом деле — заранее заготовленную им фальшивку. Затем забрал в квартире все ценные вещи, украшения и уже под утро с помощью того же «якоря» покинул квартиру куафёра, уронив в траву одно кольцо из числа награбленного им.
…Внимательный читатель может увидеть, что в этих историях не всё ладно и логично. Зато такие версии не вызывали сопротивления «сильных мира сего». Тех, кто прямо в сих смертях виноват не был, но касательство к ним имел, однако категорически не хотел сего признавать.
Ну а уж побочным явлением оного получалось так, что всех жертв произошедших событий правильно похоронили — внутри кладбища[79].
* * *
В самом конце октября к Горлису пришел лакей от Ставраки и передал письмо от хозяина с просьбой о вечерней аудиенции. Натан подумал, что повод для этого может быть только один: нашлась цыганка Тсера. Ее рассказ внесет ясность во многое. Но это означало и другое — теперь придется платить по счетам. Причем чужим — поскольку Люсьена на сём свете уже нет.
— Калиспера[80]! — молвил греческий купец, войдя.
Но весь его вид показывал, что вечер не такой уж добрый.
Сказав ответное приветствие, Горлис собирался провести гостя в гостиную, но тот отрицательно помахал рукой и предложил пойти «по-простому», на кухню. Не сказать чтобы Натану это предложение понравилось. Вид у Ставраки был такой, что хозяин дома не очень-то хотел, чтобы на глаза тому попадалась небезопасная кухонная утварь вроде ножей. Но и показывать свою опаску он не желал. И они пошли на кухню.
Только тут гость достал бутылку сладкого греческого вина, завернутую в тряпичную цветастую сумку. Натан предложил — на выбор, — что можно подать к вину. Но Ставраки рукой показал — «не нужно». И, постучав себя по довольно солидному животу, добавил: «Здесь уже достаточно». Горлис разлил вино по бокалам, полагая, что уж теперь разговор смягчится и пойдет легче.
— Кали эпитихия[81]! — произнес купец, приподняв бокал, надпил и продолжил: — Мы нашли цыганку Тсеру. Я поговорил с нею.
— Да, я… я рад. И благодарен вам за это. Но… признаться, думал, что вы с нею придете.
— Что вы! Зима уж скоро. Цыганам до весны нет времени кочевать и много говорить. Едут туда, где перезимовать можно.
После сих слов тревожные сомнения в Натане окрепли, и он решил спросить без обиняков:
— Господин Ставраки, скажите начистоту. Жива ли осталась цыганка Тсера после разговора с вами?
— Хорошего же вы мнения обо мне, — ответил гость с недоброй улыбкой и добавил еще более зло: — Греки — не бандиты!.. Просто на нашей родине война. Уже восьмой год! Вам, у кого в головах мир, это трудно понять…
— Да, видимо, вы правы. Мы… мы будто в разных мирах. Прощу прощения, если невольно причинил вам обиду. Но вы же… передадите мне слова цыганки?
— Извольте… Мы с нею долго говорили. И не только о Люсьене… Он ее обидел. Очень обидел. Но она его простила. И она не угрожала ему, не проклинала его, как мог кто-то подумать. Тсера говорит, что действительно в какой-то миг ясно увидела, что с ним будет, и скоро — смерть, кровь.
— Знаете, мне с какого-то момента тоже стало казаться, что Люсьен разыскивает эту цыганку не из страха перед ней, а ровно наоборот — в поисках защиты, убежища.
— Всё так. Когда в Одессе была чума, семья Тсеры, тогда еще юной, кочевала в виду города. И остановилась на ночь…
— Постойте, но вы же говорите, что зимой цыгане не кочуют.
— Стараются не кочевать. Но тогда хозяин поместья, с которым они сговорились о зимовье, их выгнал. Они возвращались к корневым местам, в Бессарабию. И вот тогда каким-то удивительным образом их нашел наш куафёр Леонард. Кто-то ему рассказал о цыганах и о том, что они умеют лечить разные тяжелые болезни, чуть ли не чуму. А Люсьен, действительно бывший его сыном, тогда тяжело болел, непонятно чем. Но возможно — и чумой.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
