…При нанесении ударов по области рта и зубам наблюдаются мелкие ранения и ссадины слизистой оболочки губ и щек, переломы и вывих зубов.
…Иногда наблюдаются переломы и вывихи ушного хряща, ведущие к обезображиванию ушей…
…Несколько реже, при особенно сильных ударах по уху, встречаются кровоизлияния и разрывы барабанных перепонок…
Удар в область печени, в солнечное сплетение и т. д. характеризуется, как правило, явлениями, напоминающими шоковое состояние (резкая бледность, холодный пот, падение сердечной деятельности и т. д.). Сознание при этом обычно не выключается.
…Повторный нокаут вызывает ряд изменений в центральной и, в частности, вегетативной нервной системе (невротические расстройства, понижение процессов восприятия, памяти, трофические расстройства)…»
Спрятать подальше, чтобы мать не прочла.
Полежал, подумал.
Вечером встал, стараясь не охать, к зеркалу. Руками поводил во все стороны: на спине, на груди, на руках мускулы ходят как сумасшедшие. Рожа кривая, все тело болит, а мускулы так и ходят, так и ходят как сумасшедшие…
Надел свежую белую рубашку и отправился в «Спартак» биться до конца.
2
И-И стоял с группой разрядников у дверей «Спартака». Сегодня день не нашей группы, но я не мог ждать. Волновался я все больше, по мере того как к ним подходил. Маленький наш зал, ринг с потертыми канатами, тесная раздевалка, где мы толпились, отпуская шуточки, толкались голышом возле единственного душа, вываливались разгоряченные на улицу, расталкивая толпу у дверей, – не мог я все это забыть!
Дверь зала раскрыта.
– Пусть ветер гуляет, – слышу я голос И-И.
Ребята меня не знали, а И-И не сразу заметил. Я стоял возле них, прикрыв нос ладонью. Тронул И-И за рукав, улыбнулся ему распухшим ртом, раздутыми щеками, закрытым правым глазом, убрал ладонь с носа.
Видели бы вы его сияющее лицо!
– Я был уверен! – заорал он, радуясь как ребенок. – Я был уверен! Он придет! Он пришел! Он будет продолжать! Неужели, думаю, не придет? Пришел, ребята! Дорогой!
Обнял меня при всех, при разрядниках, замечательный человек! В этот момент я любил его больше чем кого бы то ни было.
– Что за птица? – спросил один из ребят.
– Он отличный парень! – сказал И-И. – Он славный малый, вот и все!
– Крепко ему где-то досталось, – сказал тот же парень.
– Ах, бросьте вы, – сказал И-И, обнимая меня, – ничего с ним не случилось, ничего не было, разве не так?
– Ничего не было, – поддакнул я.
Возле нас собирался народ, зеваки, завсегдатаи. Прошли в зал.
И-И предложил мне сесть на скамейку, посмотреть, как разрядники тренируются, если у меня со временем в порядке. Я ответил, что со временем в порядке, сел на скамейку, все время прикрывал нос ладонью. Тренировка разрядников во многом отличалась от нашей. Они бились крепко в спарринге и на снарядах занимались до одурения. Как резко они отличались от нас своим умением! Один из ребят, щупленький, но мускулистый, подошел ко мне, сел рядом.
– Где это тебя так? – спрашивает.
– Известно где.
– Крепенько.
– Ладно, сам знаю, что крепенько, лучше тебя.
– Да ты не обижайся, меня знаешь как лупят, а я ничего. Продолжаю. Бокс – дело такое, если начал, никогда не бросишь, засасывает. Подумаешь бросать, а как вспомнишь прошедшее – не можешь. Не горюй. У тебя первый бой?
– Первый.
– А у меня шестнадцать.
Я посмотрел на него с уважением.
– Много выиграл? – спросил я.
– Ни одного.
Я думал, он шутит.
– Как же так?
– Удары я слабо переношу, поэтому и происходит. Частые нокдауны и все такое. Заденут вроде бы несильно, а я готов. Но бросать не собираюсь. Хотя бы один бой выиграю, тогда, может быть, брошу. И то не уверен, вдруг, наоборот, потянет – рубикон перешагну. Так что ты не переживай, держись, парень!
Он мне понравился своей искренностью, откровенностью, упорством. Шестнадцать боев проиграть подряд и в то же время не отчаиваться! Есть в этом и бесспорная бесперспективность, все равно он ни черта не добьется, раз такой слабак, но мужественный паренек, ничего не скажешь.
– А как твоя фамилия? – спросил я сам не знаю зачем.
– Дубровский, – сказал он, явно польщенный.
– Покажи Мамедову свой нырок, Дубровский! – позвал его И-И.
Мой утешитель сорвался с места показывать нырок Мамедову. Как видно, он был техничный паренек, умел он многое и знал, но проигрывал из-за физических данных – совершенно не выносил ударов. Симпатичный Дубровский. Чем-то он меня окончательно успокоил, даже устыдил, с его необычным послужным списком.
Досидели до конца тренировки. Вышли с И-И последними.
– Почему я так ужасно проиграл? – спросил я. – Ведь я шел вперед, атака – лучшая защита, не ваши слова?
– Вперед – это еще не все. Надо и вглубь одновременно.
– Как то есть вглубь?
– Соображать.
– Неужели я совсем не соображал?
– Ты прешь как бык. Бык кидается на красное, но ты же не бык! Великие боксеры боксируют, словно поют. Легкость – вот что важно! Ноги уже! Уже ноги, братец! А голову ниже! Карпантье скользил по рингу, он был легок, как бабочка, быстр, как ягуар, а удар его, резкий, как молния, поражал, точно смерть. Но он не был быком. Никто из великих боксеров не был быком. Быка можно свалить очень быстро, с его бычьими мозгами…
Мне вдруг показалось, он начнет меня оскорблять сейчас, не хотелось мне этого.
– А Дубровский здорово соображает? – спросил я.
– Дубровский – трагик. Между прочим, он неплохо соображает, даже помогает ребятам советами. Он способен уходить от ударов, но малейший удар его сваливает. Удары он не держит, боксера из него, конечно, не выйдет.
– Зачем же ему тогда боксом заниматься?
– Ему нравится.
– Мало ли кому что нравится!
– Мне он тоже нравится, – сказал И-И, – черт бы побрал эти данные, которых у него, к несчастью, нет…
– Парнишка, с которым я боксировал, очень сильно бил, – сказал я, – у меня болит все тело, клянусь вам.
