Тяжело вздохнув, она опустила голову. Долгое молчание.
Когда она наконец заговорила, голос уже не принадлежал ей. Хриплый, шипящий. Гаунт испуганно отпрянул. «Император, как же здесь холодно!» — пронеслось в голове. Он выдохнул облачко пара и понял, что комнату вдруг наполнил странный, неестественный холод.
— Мне не нравятся эти видения, Ибрам, но они все равно приходят, — срывался с ее губ сухой шепот. — Лезут в мою голову. Иногда я вижу что-то очень красивое, иногда — отвратительное. Я вижу то, что люди показывают мне. Мысли — они как книги.
— Я… я… люблю книги, — заикнулся кадет, ерзая на стуле.
— Знаю. Я видела. Тебе нравилось читать книги Бонифация. У него была целая библиотека.
Гаунт замер. Страх пробежал вдоль позвоночника леденящей дрожью. От брови по лицу скользнула капля холодного пота. Ловушка.
— Как ты узнала об этом?
— Ты сам знаешь, Ибрам.
Температура в комнате все падала. По крышке стола расползлась ледяная корка. Дерево начало трескаться. Тело Гаунта покрылось мурашками. Вскочив, он попятился к двери.
— Довольно! Разговор окончен!
Он дернул дверь, но та не поддавалась. Заперто. И возможно, для него ее не откроют.
— Инквизитор! Инквизитор Дифэй! — Гаунт забарабанил по двери кулаками. — Выпустите меня!
В тесной холодной камере его голос казался глухим и слабым. Никогда в жизни Гаунт так не боялся. Оглянувшись, он увидел, что девушка ползет к нему по ледяному полу. Пустые, черные глаза. Слюна капает из раскрытого рта. Ведьма улыбалась. И это было самым жутким зрелищем в жизни юного Ибрама Гаунта. Она вновь заговорила, и движения ее губ не соответствовали словам, будто их произносило нечто иное. Нечто страшное. Она просто не успевала повторять их ртом.
Забившись в угол, Гаунт бессильно смотрел, как она по-звериному ползла к нему.
— Что? Что тебе нужно? — выдавил он из себя жалкий шепот.
— Твоя жизнь, — ответила она глухим, нечеловеческим голосом.
— Убирайся, — прохрипел Гаунт, снова дергая дверную ручку. Ничего не выходило.
— Что ты хочешь знать? — неожиданно произнесло чудовище, словно с каким-то умыслом.
Мысли смешались. Быть может, удастся заговорить эту тварь? Протянуть время, чтобы придумать, как спастись?
— Стану ли я комиссаром? — сказал он первое, что пришло на ум, продолжая бороться с дверью.
— Конечно.
Похоже, замок поддавался. С трудом, но поддавался. Еще немного. Главное — продолжать говорить.
— Рассказывай все, что будет дальше! — выкрикнул он в надежде, что девушка перестанет ползти к нему.
Несколько мгновений она задумчиво молчала. Потом ее глаза налились чернотой, и она заговорила тонким, дрожащим голосом:
— Я уже говорила тебе. Их будет семь. Семь камней силы. Отсеки их, и освободишься. Не убивай их. Но сначала отыщи своих призраков.
Гаунт только пожал плечами, продолжая выламывать дверную ручку. Он почти не слушал.
— И какого феса это значит?
— А что значит «фес»? — сухо спросила она.
Гаунт замешкался. Он не знал, что это за слово и почему он вдруг произнес его.
— Твое будущее крадется за тобой, Ибрам. Призраки, призраки, призраки!
Наконец Гаунт повернулся к ней лицом. Дверь так и не собиралась открываться, а слюнявая тварь подползла слишком близко. Если другого выхода нет, он не сдастся без боя.
— Да, за такими, как я, таскается много призраков. Расскажи что-нибудь поинтереснее.
— Ты — анрот.
— Кто-кто?
— Я понятия не имею, что это, — зашипела она. — Но ты — один из них. Анрот! Анрот! Это ты!
Гаунт отшатнулся к дальней стене, пытаясь увеличить дистанцию. Девушка медленно ползла за ним.
— Это безумие какое-то! Я ухожу! — выговорил он.
— Уходи. Но выслушай еще кое-что, пока ты здесь.
Кадет посмотрел на ведьму и разглядел сквозь упавшие на лицо пряди черных волос леденящую улыбку.
— Варп знает тебя, Ибрам.
— Иди к чертям со своим варпом!
— Придет день, Ибрам… Далеко-далеко через много лет нечто, окрашенное цветом Вермильон, станет для тебя самым ценным на свете. Иди за ним. Найди его. Другие придут за ним, и ты прольешь кровь, защищая его. Кровь своих призраков.
— Довольно уже!
Девушка медленно передвигала колени по мерзлому полу, устилая свой путь каплями собственной слюны.
— Не забывай об этом, Ибрам! Ибрам! Пожалуйста! Так много людей погибнет, если ты этого не сделаешь! Так много, так много!..
— Если я не сделаю — что? — переспросил Гаунт, все еще пытаясь найти выход из этого кошмара.
— Уничтожь. Уничтожь его. То, что окрашено в цвет Вермильон. Уничтожь его. Оно рождает железо без души!
— Ты спятила!
— Железо без души! — кричала она, цепляясь за его ноги, за полы одежды, покрытой инеем.
— Отцепись от меня!
— Миры будут умирать! Военмейстер умрет! Не позволяй никому овладеть им! Никому! Оно не просто попадет в плохие руки! Все руки — плохие! Никто не вправе владеть им! Уничтожь его, Ибрам! Прошу!
Кадет что было сил отшвырнул ее от себя, и девушка повалилась на пол. Свернувшись, она начала плакать.
Гаунт подошел к двери и потянул ручку на себя. Щелчок. Открыто. Кадет бросил еще один взгляд в камеру. Девушка медленно поднялась и посмотрела на него красными от слез глазами.
— Не дай им этого сделать, Ибрам, — сказала она своим голосом. — Уничтожь его.
— В жизни не слыхал ничего глупее, — все еще неуверенно произнес Гаунт. Вздохнув, он добавил: — Если у тебя есть такой дар, почему бы не рассказать мне что-нибудь важное? Что-нибудь, что я хотел бы узнать? Например, как умер мой отец.
Девушка вновь присела на стул. Комнату снова сковал холод. Потрясающий холод. Взгляд ведьмы окунулся куда-то в самую глубину глаз Ибрама Гаунта, в его мысли.
Едва понимая, что делает, Гаунт снова сел напротив нее. Он уже без страха заглянул в темноту ее зрачков. Откуда-то он знал, что сейчас случится.
Ведьма заговорила чистым, ровным голосом.
— Твой отец… Ты был его первым и единственным сыном. Первым и единственным. — Помолчав немного, она продолжила: — Кентавр. Это случилось на Кентавре. Операцией командовал генерал Дерций, а твой отец возглавлял элитный ударный отряд…
