Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
Несмотря на насыщенную программу, Домвиль нашел время и приобрел фотокопию одного из портретов Гитлера. Эта пропагандистская работа настолько понравилась Домвилю, что он купил еще одну копию в качестве подарка одному из членов британской делегации. «Очень дешево, всего 3.60 марки, – писал адмирал в дневнике. – Уверен, что они хотят сделать из Гитлера идола»[717].
Хотя Домвиль с удовольствием посетил партийный съезд, он устал и был очень рад тому, что «настало время возвращаться домой»[718]. Вернувшись в Англию, адмирал написал статью для журнала Англо-германского содружества. Он заявил, что если бы люди съездили в Германию и «увидели все сами», а не сидели дома и не писали «о рабах, массовой истерии и всем остальном в духе бумагомарателей», то они удивились бы, насколько реальность не похожа на выдумки. Статья Домвиля заканчивается предупреждением: «Немецкий народ стремится получить нашу дружбу и уже начинает отчаиваться из-за того, что никак не может ее добиться. Немцы теряют терпение от нашей неспособности или нежелания попытаться понять их точку зрения, при этом самоуверенность нации растет… Германия не будет ждать бесконечно»[719].
Маркиз Лондондерри, закончивший в сентябре свой третий за короткий промежуток времени визит в рейх, также почувствовал «заметное ухудшение отношений с Германией»[720]. В свой последний визит Лондондерри не получил приглашения в имение Геринга – англичанина отправили на Балтийское побережье в поместье аристократа Франца фон Папена[721]. Судя по всему, нацисты наконец поняли, что, хотя маркиз и возглавлял когда-то Министерство авиации, все же не был таким уж влиятельным человеком, как им хотелось бы. Во время охоты Лондондерри как-то не по-арийски отказался стрелять в лося, объяснив это тем, что «с бо́льшим удовольствием будет смотреть на прекрасное животное, чем его убивать»[722].
* * *
Домвиль справедливо писал, что Германия «не собирается ждать вечно», и когда дело дошло до подготовки к войне, то немцы точно не ждали. Изучавший в Геттингене санскрит Цзи Сяньлинь написал 20 сентября в дневнике, что в тот день провели первую проверочную воздушную тревогу: «Запрещено включать свет. Все окна заклеили черной бумагой. Так будет продолжаться неделю»[723]. На следующий день Кей Смит написала своей дочери, учившейся в школе в Швейцарии:
«Всю неделю тренируют действия во время воздушной тревоги. Нам пришлось заклеить черной бумагой окна на кухне, в комнате служанки и в ванной, чтобы ни луча света не проникало на улицу. Фонари не горят. На машинах фары заклеили черной бумагой так, что освещает дорогу только щелка света, и наполовину закрытые красные лампы сзади автомобиля. Прошлой ночью было полнолуние, поэтому было светло. Мы ходили на прием венгерского атташе и спокойно доехали туда на машине и потом вернулись. Сегодня идет дождь, поэтому мы не выходим на улицу. Все дома темные. Над нами низко над землей летят самолеты и издалека раздаются звуки пулеметных очередей. Этой ночью сирены пока не звучали, но вчера в течение утра два раза выли сирены, все останавливались, прятались в подвалы и выходили из них только после повторного сигала. Миссис Ванаман [жена американского военно-воздушного атташе] решила тоже спуститься в подвал и сказала, что, хотя ее муж многие годы был летчиком, она только сейчас впервые осознала, что такое бомбежка и чем она может закончиться. Кстати, их отношения стали гораздо лучше»[724].
Как только начинали звучать сирены воздушной тревоги, все водители были обязаны остановить машины и вместе с пассажирами бежать в укрытие. Всех тех, кто во время учебной тревоги и отработки действий населения оставался на улице, могли преследовать по закону и даже посадить в тюрьму[725]. Наверняка жена американского военно-воздушного атташе была далеко не единственной иностранкой в Берлине (за два года до начала войны), на которую так сильно повлияли тренировочные воздушные тревоги.
Несмотря на заметное ухудшение отношений с Британией, неделю тренировочных воздушных тревог, разговоров о том, что «пушки важнее масла», а также стремление Гитлера получить карт-бланш на военные действия в Восточной Европе, многие уважаемые и влиятельные иностранцы, побывавшие в Германии, считали, что национал-социалисты не стремятся к войне.
«Некоторые считают, что Гитлер выступает за мир, – заявлял председатель Лиги Наций султан Мухаммад-шах Ага-хан III после встречи с фюрером в октябре. – Почему? Потому что мир необходим для возрождения нации». Султан Мухаммад-шах Ага-хан III, который был также имамом мусульманской шиитской общины, говорил, что никогда ранее не видел такого «конструктивного и настоящего социализма», как в новой Германии. «Все в стране организовано для того, чтобы большинство людей чувствовало себя максимально счастливыми»[726], – утверждал султан.
Хотя поездка Ага-хана привлекла много внимания, он не мог составить конкуренцию герцогу и герцогине Виндзорским, которые посетили Германию в октябре и стали самыми известными иностранцами, побывавшими в рейхе за весь 1937 г. (Можно также сказать, что их визит был самым несвоевременным.) Берлинский корреспондент британской газеты «Observer» писал: «Герцог Виндзорский прибыл рано утром в понедельник. На протяжении всего двенадцатидневного визита его ожидает насыщенная программа»[727]. Бывший английский король интересовался условиями труда и проживания рабочих, что давало нацистам прекрасную возможность продемонстрировать ему результаты своих социальных реформ. Многие иностранцы отправлялись в Германию, чтобы ознакомиться с успехами нацистов именно в этих областях, и немецкая газета «Deutsche Allgemeine Zeitung» с гордостью писала: «Теперь и герцог Виндзорский приехал, чтобы лично убедиться в том, с какой энергией новая Германия решает социальные проблемы»[728].
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
