Le seuil est parfumé, l’alcôve est large et sombre,Et là parmi les fleurs, nous trouverons dans l’ombre.Pour nos fronts unis un lit silencieux[190].
Я могу читать Виньи без конца.
– Я не возражаю, – сказал я.
– Нет, нет. Я твердо решила закончить эту злополучную историю. Куно взломал замок. Они вошли. Что произошло в этой жалкой лачуге? – Мисс Пенни наклонилась ко мне через стол. Ее большие заячьи глаза блестели, длинные серьги качались взад-вперед, тихонько позвякивая. – Представьте себе чувства тридцатилетней девственницы, к тому же монашки, перед грозным ликом желания. Представьте грубые ухватки юноши, его животную силу. О, об этом можно написать десятки страниц… Непроницаемая темнота, запах соломы, голоса, приглушенные вскрики, возня. Так и кажется, что разряды эмоций в этом тесном пространстве производят ощутимые на слух колебания, которые сотрясают воздух, подобно низкому звуку. Да что говорить, эта сцена – готовая литература. Утром, – продолжала мисс Пенни, помолчав, – два лесоруба, идя на работу, заметили, что дверь лачуги стоит нараспашку. Они осторожно подобрались к порогу, подняв топоры, готовые, если понадобится, пустить их в ход. Заглянув внутрь, они увидели женщину в черном платье, лежащую ничком на соломе. Мертвую? Нет, она шевелилась, она стонала. «Что с вами?» От пола поднимается распухшее, серое от пыли лицо, испещренное дорожками слез. «Что с вами?» – «Он ушел». Как странно, как невнятно она говорит. Лесорубы смотрят друг на друга. Ничего не разобрать. Может, она иностранка? «Что с вами?» – снова повторяют они. Женщина разражается бурными рыданиями. «Ушел, ушел. Он ушел», – задыхаясь от слез, повторяет она так же невнятно и неразборчиво, как раньше. «О-о-о, он ушел» – вот все, что доносится до их ушей. «Кто ушел?» – «Он бросил меня». – «Что?» – «Бросил меня…» – «Что за черт… Говорите пояснее». – «Не могу, – стенает она, – он унес мои зубы». – «Зубы?» – «Да, зубы». – Слова переходят в пронзительный вопль, и она, рыдая, падает снова в солому. Лесорубы многозначительно глядят друг на друга. Кивают головами. Один прикладывает толстый палец с желтым ногтем ко лбу.
Мисс Пенни взглянула на часы.
– Батюшки! – сказала она. – Скоро половина четвертого. Мне надо бежать. Не забудьте об отпевании, – добавила она, надевая пальто. – Тонкие свечи, черный гроб в боковом приделе, монахини в белых чепцах с крыльями, мрачные песнопения и несчастная, сжавшаяся от страха женщина, без единого зуба во рту, с провалившимися, как у старухи, щеками, которая спрашивает себя, а может, она на самом деле, по-настоящему умерла… а может, она уже в аду… Пока.
